***

В вялом состоянии шляюсь полусонный У перекошенных, безбашенных домов, Поздней ночью утомлённый, вяленый, томлёный, Под жёлтыми окнами бродить как дымоход. Палочник костлявый на девятом этаже, Разевает пасть и сочиться в пёстром сне, Моё темечко бутылка для засоленной настойки, Что неумолимо хлещет, нестерпимо бойко. Ни капли вымолвить не может, но извилины трепещут, Архиепископ греха лени его владыка и помещик, Вломился на кровать и подарил остаток жизни, Но постель – дыра небытия, ведь жертву приняли черти. Наскоро отдался даме с косой, Каких-то двадцать пять, а уже хромой, косой, И он бегал от неё в нищих просторах: в замятом коридоре, полном дуралеев, и в однушке пригодной только для старения. Так под препаратами рисовались дебри, Словно в этой несуразной канители Позади гоняться волки, а он принял вид косого белоснежного, снегом с головы до ног покрытого, Уплетал без памятства пустой холодильник, Взял соль у зомби снизу, гнилой понедельник, И он волосы рвал безболезненно, аж с макушки, висков и затылка, Мутная, грязная красноватая жидкость течёт из губы, что загрызена. Громилы стучат в дверь выбивать деньги, В кромешной тьме их не видно, Будто в шапке невидимке, На пыльной полке альбом с фото родителей, Карамель на последних зубах, ведь пристрастился к потребительству. Вверх по истоптанной лестнице, Вдогонку за мыслью, что не на том свете, На винтажной пластинке играет «Пачка сигарет», У дверей скорая помощь, передозированного в морг, Не успел и вымолвить ему последних слов.