ТОВАРИЩ ЦОГЕЛЬФОГЕЛЬ

- Товарищ Цо́гельфо́гель! Товарищ Цогельфогель! Извиняюсь, товарищ Фо́гельцо́гель! Сильно извиняюсь, конечно, но подождите, пожалуйста, не бежите себе так сильно, сломая голову, я имею вам что-то сказать. - Ну што, што? - А вот что. Сидела я как-то однажды сама себе одна и думала и вот что надумала. А ваша дочка таки может сделать себе правильный выбор, если посмотрит на племянничка моего дорогого ненаглядного Ма́рика. Но может и опоздать, а то за ним Лена Айпи́ и Ксюша Дримта́ун уже бегают. Я, конечно, не сильно умею сказать, но ведь он доучился уже до такого ума, что теперь стал совсем как вылитый гений и, кроме того, ещё и большую совесть имеет и имеет ещё и свой большой интерес в жизни, как настоящий чистый одессит, и уже хорошие гешефты у него пошли и другие большие дела намечаются и, по всему видно, что с него таки вырос большой человек. Так что она за ним будет, как за каменной стеной, и всё, что захочет, всё себе иметь будет. И он ещё очень дальше далеко пойдёт, - неужели ж вы не слышали ?! - ведь об нём же ж говорят уже почти по всей Одессе! И даже сам Ка́цельва́генбо́ген уже к нам приходил, дочку свою хочет к нему сватать. -Что, что ?! Я что-то как-то не совсем так ослышался? Кацельвагенбоген ?! -Ой, извиняюсь, опять не так сказала! Ка́цельбо́генва́ген. -Ну, это уже другое дело, а то я поперхнулся даже и слово "что" стал правильно говорить. Сам Кацельбогенваген ?! -Да. -Та что ви говорите ?! Так-таки и сватайтесь тогда, а я то тут причём ?! Я спешу и не очень интересуюсь это знать. -О, вейзмир! Ну как же, как же! Таки подождите ж хоть на минутку! Ведь Марик же уже давно на неё смотрит, он к ней чу́вства имеет, а подойти боится, стесняется, и переживает, страдает, и я это вижу и тоже переживаю за него, - прямо сердце разрывается, и это гембель на мою голову и на другое место, - целый гарами́дер в голове! И что теперь с этого будет ?! -Та шо ви такое говорите! Та я вас умоляю! Шоб я так жил! Не переживайте так сильно, не берите себе в голову, не делайте себе нервы. А сердце поберегите для инфаркта, как говорят у нас в Одессе. И вообще - бросьте этих глупостей. Я тоже когда-то на вас смотрел, и што? Я даже пришёл до вас и спросил. Но ви же мне ничего не ответили, и я от этого не умер, как видите, так и с ним и с вами ничего не случится. И, к тому же, до ней уже какой-то Жан-Мише́ль Вермише́ль аж с самой Франции пишет, всё пишет и пишет, и она ему тоже. -Ну что вы скажете на это несчастье ?! А я то думала! Вермишель, видите ли! И что вы будете иметь с того Вермишеля, как только одно несчастье ?! Ты сам-то хорошенько подумай. Вот увезёт он её к себе в ту Францию и может быть и не увидишь её уже больше никогда и внуков тоже, и будешь на старости лет один-одинёшенек. А тут она всегда будет рядом, в одном дворе даже. Ну да ладно. А всё же приходите таки завтра до нас все вместе в гости с дочкой и с вашей Фирочкой, конечно. И Марик у нас будет. Я уже и курочку, и фаршмак, и фаршированное яйцо с под майонеза приготовила, и икру из синеньких, не такую, как некоторые сейчас в духовке пекут, от которой никакой остроты́, а настоящую, из синеньких, запечённых на жёсточке, как положено, немного подгоревших, чуть-чуть обуглившихся, с дымко́м. Не пропадать же добру. И наливочка ваша любимая есть, и сдаётся мне, что вы не пожалеете, даже если просто посидим и ничего не выйдет. Приходите. -Ну, не знаю… Хорошие гешефты, говорите, пошли? Фаршмак и яйцо с под майонеза? А, самое главное, настоящая, ещё та икра из синеньких ?! А наливочка малиновая? - Малиновая, малиновая, всё, как вы любите. -Цы́мис! Цымис, конечно, особенно в вашем исполнении! -Ну вот, тогда тем более приходите. Честно говоря, я и переживаю иногда теперь, что тогда не вышла за вас, и вспоминается, что и я тоже тогда какие-то чувства к вам имела, и теперь грущу иногда. Приходите…