Я попал в прострацию. И это так странно, Словно в незнакомом пространстве, Каким-нибудь иностранцем. Не говорить на их языке, Лишь жестами объясняться. Я плыл по теченью реки, Но и здесь потерялся.

Я не поэт, и не писатель, Но кто же я тогда? Неужто маленький мечтатель, Что возомнил чего-то из себя? Ну неужели мне не покорить вершины, И так топтаться кедами внизу? Я так хочу к небесной шири! Хочу поймать с небес звезду! Я не поэт и не писатель. Да кто же тогда я? Ах да, лишь маленький мечтатель, Чье имя лишь печатная строка.

Я буду молчать о своей любви к тебе, Ведь любовь так внезапна. Она покрывает мурашками кожу, И это очень забавно. Я буду молчать, и глядеть в твои очи. Хочу я обнять тебя! Очень! И ты так близко ко мне, но я так скромен, Скрою свою любовь к тебе болью. А одной ночью, оставшись вместе, Я когда-нибудь расскажу тебе обо всем. Но когда это произойдет, и в каком месте, Узнаю я лишь стариком.

Мои мысли крутятся в виселице, как гражданин Хэтлен, Нет обратного, - все затмило безумие растущей злобы. Надежда была загнана оптимизмом в “Гарцующую Кобылу”, И я пробегаю уже двадцать первый километр, - весь потный. Бог любит сиять, - в пучине нашего сумасбродства ему краше, То-то я уже который вечер портвейном угашен, В своей маленькой комнатке, с белым потолком, Станы такие же белые, и это напоминает дурдом. Существую на третьем этаже хрущевки, Но хотел бы на восьмой этаж новостройки, - Оттянуться по полной на асфальте мокром, У какого-нибудь парня под окном. Каждый день думаешь о смерти, но закрываешь глаза, В ожидании что когда-то прекратиться гроза, Но каждое утро она целует твою щеку, как любимая, Уже не хочется просыпаться, и идти куда-либо. Но опять надо жить, опять все это полюбить, И я верчу свое сознание, ищу кнопку “отключить”. А за окнами как муравьи ползают облака. Да зачем мне выходить? Там ведь одна тоска...

На Амуре течет тело мертвого одноклассника, И там осталось мое детство, - где то в пятом классе. Окрасилась вода в красное и страшное, - Кровью мы начертим на асфальте классики. Во дворе неряшливом, с одними лишь качелями, Мы будем упиваться в стельку как Есенин. За мокрыми подошвами скрывается отвага, А завтра перепрыгнули разбойников ватагу. И зейское печенье, хрустящее и сладкое, Такое же привычное как горести осада, И крик не слышно в комнатке, убогой, беспорядочной... В округе детки прыгают, играют в те же салочки.