Живя в Москве или любом другом технократическом мегаполисе, забываешь, что совсем рядом, за границей города может быть иная жизнь, без цемента и бетона, без огромного потока машин в пробках. В этой местности сосуществуют рядом вай-фай в вагонах электричек – и покосившийся забор, мимо которого они проезжают; автоматическая продажа билетов в терминалах на перронах и платформах – и бурьян с чертополохом в десяти метрах рядом; в электричках едет молодёжь с наушниками без проводов и смартфонами со скоростным интернетом – и густые кусты, бабочки, которые мелькают за окном и на которые эта молодёжь даже мельком не смотрит. Живая природа скоро уйдёт в прошлое: на берёзовые рощи, кусты земляники, муравейники, луговую траву по пояс и бабочек с жуками наступают строительные и дорожные фирмы. Кварталы высотных домов заменяют деревья, трассы новых автобанов пролегают мимо щитовых домиков дачников. И неизвестно, сколь долго эти домики с дачниками продержатся: дачи под городом строились для того, чтобы убежать от городской суеты, шума, смога. Теперь всё это приходит сюда само. И людям в их тесных городах, которые наступают на природу, нечем дышать и уже некуда идти отдохнуть душой в тиши и покое природы. Городские парки, конечно, хорошо. Но это всё-таки парк в городе. А не простор и свобода природы. Да и контраст разителен: бурьян и банкоматы, деревянные заборы и вай-фай, Хлебниково Подмосковья и Деловой центр Москвы, прошлое и будущее. Рождённая в Московской области во времена застоя, я ещё помню свой сонный и затхлый городок, в котором годами ничего не менялось. Живя в Москве, я рада ритму жизни, отсутствию шелухи и техническим облегчениям жизни, как зарядка телефона на автобусной остановке. Но мне иногда хочется вернуться туда, в тот мир, где техника была полностью подчинена человеку с разводным ключом или ломиком, а природа – наоборот. Где дикая трава, нагретая солнцем, пахнет свежестью, а не пылью. То анисом, слегка сладковатым, то клеверной кашицей, от сладости которой дуреют пчёлы и бабочки. То горьковатым отцветающим одуванчиком, запахом, который улетит так же, как белые «парашютики» от лёгкого ветерка. Настоящим запахом простой реальности дикой природы, которому могут позавидовать любые парфюмеры. Туда, где, садясь в траву, от тебя разлетаются кузнечики, стрекоча на все лады, уступая только сверчкам по вечерам. Где ленивая прохладная вода канала имени Москвы несёт свои волны куда-то, куда тебе не хочется думать, потому что тебе хорошо здесь и сейчас. Туда, в прошлое. Я ехала в свой городок. Но теперь Москве тесно в Москве. И она поглощает всё вокруг себя. Москва не резиновая. Но очень прожорливая. Теперь настоящее наступает на прошлое, становясь будущим. И от этого становится немного грустно. Да, всему своё время. И прошлое должно оставаться в прошлом. Однако пусть это и иррационально, но душе, по крайней мере, моей хочется, чтобы прошлое было и в настоящем. Хоть иногда. Хоть на время…

Унылая осенняя погода ноября… Серое небо на востоке прятало за серыми же тучами и туманом белый диск солнца. Лес под ним уже был гол. Чёрные стволы деревьев и ветки под музыку «Падшего» группы Маврина навевали мысли о крестах на кладбище. Над головой в контраст в белой дымке редких облаков голубело небо, давая надежду. Одинокий тополь, ещё покрытый листвой, стоял как маяк в океане голых деревьев и серых домов. Снега в этом году в ближайшие дни не предвиделось, хотя иней покрывал остатки травы у домов, а ледок, тонкий и ломкий, сковывал лужи. Погода навевала сон, смерть и забвение. Однако островки голубого неба легкомысленно вклинивались в эти мысли. Всему, что есть начало, есть и конец. Который есть новое начало. Мир находится в движении, круговороте изменения состояний. Так может человеческая смерть – это действительно не конец, а лишь изменение формы жизни? Формы, которая недоступна современному сознанию человека? И сможет ли человек с его несовершенным сознанием постичь, что есть по эту или ту сторону его жизни? Сможет ли вспомнить когда-нибудь, что было до его рождения? Поднявшееся солнце властно предъявило свои права, озаряя землю своими лучами, которые, пробившись сквозь тучи и рассеяв туман, дали прохладное тепло. Жизнь сменяла умирание. Круговорот жизни вошёл в новую фазу: лето-зима и день-ночь - это не смена хорошего или плохого. Это целесообразность жизни: чередование работы и отдыха, работы по возрождению и отдыха от жизни. Это целесообразность жизни. Жизнь есть и в умирании, смерти. Ничто не конечно. Солнце разогнало тучи, и яркое голубое небо отменило на время умирание утра в туманной дымке. Жизнь продолжалась, а умирание на время приостановилось.

Пушистым хвостом обвивая подушку, Мне котик мурчит прямо в самое ушко. Он сказку мне на ночь расскажет свою, А я ему песню тихонько спою. Как жизнь меня бьёт, как работа ломает, Друзья предают, беды вновь настигают… Но котик уткнётся мне мордочкой в нос, Прикроет глаза, усом дернет всерьёз. И лапой мне мягко закроет мой рот… Его обниму – и плохое уйдёт. Свернувшись в клубок на груди у меня, Мы вместе заснём до нового дня. Покуда есть в жизни хотя б одна кошка – То жизнь не всегда беспросветна немножко…

Почему же кошки на душе скребут, Если кошки создают уют? Может, то скребут совсем не кошки? Или и скребут, но лишь немножко? Ну а может всё совсем не так? Может, кошки так дают вам знак? Что душа, хотя она страдает, Но она жива – не умирает? И что кошки так вас отвлекают От тоски, что душу иссушает? Вы прислушайтесь, что говорит вам кошка, Когда душу вам скребёт немножко. Может, так она даёт понять, Что пора кончать переживать? Что пора закрыть страданий дверь? Ты попробуй. И опять поверь. Хуже, когда кошек в душе нет. Значит не пробьётся в неё свет. Значит холод, мрак и чернота… Но ведь кошки вас скребут пока…

Как всё успеть, везде дорваться? Туда бежать и делать то? Не унывать и не сорваться, Что время в сутках истекло? Как всё успеть, везде оставить Свой след, «спасибо» и свой дух? Как временем учиться править, Когда не господин – лишь пух, Перо, гонимое по ветру Судьбы и рока, высших сил? Как переломить всё это? Вот кто бы это объяснил…