Сугроб на сугробе мерцает. Луны одинокой блин. Мороз по спине пробегает. Могилы. Кресты. Один. Стою. Наслаждаюсь кошмаром. Позёмка. Следы волков. Вдруг скрип. Тяжело, с перегаром, Вдали громыхнул засов. По елям проехался ветер, А может, и дух во льду: Узрив и заслышав всё это, На звук я в туман иду. Вернусь ли? По слухам, тут где-то Портал в мир иной в ночи. Надеждой душа разогрета: Там Рай, и в дверях ключи. Что толку мне в жизни текущей? Здоровья ль, богатств – не пуд. Но дома, для тяжести пущей, – Жена и ребёнок ждут. Они – всё, что есть и что было. Вся суть бытия во вне. Прощайте пока, могилы: В туман – рановато мне. Невидимый Он однозначно Назад развернул рывком. Лукавый, ругнувшийся смачно, Исчез, будто снежный ком. Сижу за столом, над едою. Светло и тепло вокруг. Что стало с моею судьбою? Кто враг мне, а кто мой друг?

Ещё плюс пять бывает где-то, Ещё по лужам не пройти, Но ясно всем: умчалось лето, И нет обратного пути. А по утрам, на лёд несмелый, Едва несомы ветерком, Снежинки, вальс танцуя белый, Парашютируют полком. И вот уж первые сугробы, Рябины сладкие кусты... И всё – затем, как видно, чтобы Любили Жить и я, и ты!

По-настоящему у нас Любовь лишь к тем, кого схоронят. На камне пишут «Был не понят!» – И будь любезен на Парнас. Такое чувство иногда, Что смерть – протекции шефесса, А жизнь – одна большая месса Во славу всех и навсегда. Любить положено – живых. Читайте Библию, ей-богу! Цените – их, беря в дорогу Любовь – которая от них! Цветы – с собой не унесёшь, Слова надгробные – не спрячешь И по себе же – не заплачешь. Любви же нить – не разорвёшь! Она – всесильная – с тобой Сквозь все иные мирозданья – Несокрушимое Признанье Всех тех, кто следом, кто живой...

...Палач и жертва – в лодке драмы. Быть может, лодки лучшей самой. Но незавидна их судьба. Ведь путь вершит она – кровавый. Причём – отнюдь не ради славы: Согласно жребию раба. Доколе жребий силы тёмной Неволить будет беспардонно И души наши, и тела? Доколе муки знать нам надо И, умирая, как в награду, Их забывать – и все дела? Мир... Как устроен он неясно: Всё и прекрасно, и ужасно – И всё в одном! Как всё комфортно-неуютно, Рационально-шелапутно – Всё-всё кругом! И может, самое чудное: В нём – выжить – могут только двое, Она и Он. Не получив ни прав, ни знаний, Вдвоём – сквозь тысячу терзаний Бегут бегом: Туда, где Вечности рукою Манит их Завтра в сень Покоя Под Божий Гром...

Богатый караван к оазису струится. Верблюдам и купцам – один начертан путь. И что им до того, что было и случится: Идут они. Прийти – должны когда-нибудь. Но сотни лет спустя с бумагой и лопатой Отроет кто-то вдруг минувшее давно: Что был оазис тот – последней их утратой, Что было и тогда убийце – всё равно. Верблюжьей шерсти клок и волос человечий, Слуга и господин – всё смешано в песках. Была ль она страшна, тех лет далёких сеча? Знать, ведает теперь уже один Аллах! И снова караван, бархан одолевая, Стремится в никуда, к нирваны миражам... Что можем мы теперь, пусть даже это зная? Поймём ли наконец? Дано ли это нам?