«Не во всякой геометрии, прямая – это кратчайший путь…»                                   «Да, Лев Евгеньевич! Добрый день» - не могу сказать, что этот голосовой вызов, с коммуникатора, был мною сильно ожидаем, начальство вечером – не к добру, но работа мне эта нужна. Так что-о-о: «А, ну да – уже «добрый вечер». Да, всё забрал… И копию тоже… Всё-всё со мной… Ну, в крайнем случае, человеческими словами растолкую… Завтра ещё одним довольным клиентом у вас будет больше… Как вчера?.. А как же?... Да нет конечно! Да у меня лицензии на такую дистанцию нет, чтоб реактивным ранцем воспользоваться… А что придумать-то? Ночь уже… почти… Я-то? На вокзале… Нет, ещё одна должна сейчас уйти – последняя… Да, дальняя, через их станцию… Так это ж три часа в одну сторону!!! Будет ждать?!! Хорошо… хорошо, я сейчас… как-то… короче – пусть ждёт!» Я отключил входящий вызов и ещё с минуту смотрел в медленно гаснущий экран – вместе с ним угасали и мои надежды на отмену ночного путешествия. «Вот же ж - не было печали…» - досадливо протянул я. Уперевшись подбородком в большой пластиковый «тубус», стоявший между моих ног, я сидел на скамейке автобусной остановки, и печально разглядывал привокзальную площадь своего города. «Класс! Кто-то, видите ли, даты перепутал! А ты давай теперь, репутацию команды спасай! Вот пускай этот «кто-то»…,ух-х, завтра разберусь. Не остыть бы только…» Взгляд зацепился за нестройную толпу наёмных  «гастарбайтеров» - похоже ночная смена на строительстве моста железнодорожной ветки в новый микрорайон города. «Везёт им – никаких заморочек. Днём спим, ночь работаем. А тут теперь хоть назад через голову прыгай!»  Копившаяся во мне досада с шумом вытолкнула воздух из моей груди. Подкатил автобус – последний рейс на сегодня. Раскрыв входную дверь, водитель стал записывать что-то в своём блокноте, периодически опуская взгляд на приборы под рулевой колонкой. Толпа «гастарбайтеров» притихла и разглядывала меня, одиноко сидящего внутри освещённого стекла аквариума автобусной остановки. Отсюда лиц не видно, но почему-то ощущалось, что они очень ждут, когда я уеду. «Облом, товарищи-работники» - произнёс я негромко и поднялся со скамейки. Схватив за ручку-ремень пластиковый «тубус», я подошёл к открытым дверям автобуса – водитель смотрел на меня и приветливо улыбался. Я чуть постоял, изображая задумчивость, и стал обходить общественное транспортное средство спереди, краем глаза видя, как исчезает улыбка с лица водителя, сменяясь на удивление. Он внимательно следил за траекторией моего движения через привокзальную площадь, а когда у самого входа в здание вокзала я обернулся и досадливо развёл руками, тот закрыл автобусную дверь и медленно покатил по своему маршруту.               «Касса уже закрыта! Билеты только на перроне!» - голос смотрителя зала, гулко отражаясь в сплетениях сводчатого потолка, пробирал до самых костей. «А там же, только в одну сторону»- в растерянности пробормотал я и чуть громче добавил – «а мне «туда и обратно» надо!» «Ничем помочь не могу! Раньше думать надо было». «Раньше…» - тихо передразнил его я – «ещё бы знать – что нужно было «раньше» и когда «раньше», я это «раньше» завтра кому-то в ухо запихну и проверну два раза…, «раньше». Я вышел на перрон. Получив  в автомате желаемую жёлто-зелёную карточку билета, двинул вперёд к головным вагонам готовившегося к отправлению поезда, зашёл в один из них – внутри никого. «Ага! По три сиденья в ряд. Это я так в полный рост развалиться на них смогу» - я двигался между рядами кресел, разговаривая сам с собой – « и лёжа ехать. Главное только нужную остановку не проспать». Двери вагона, мягко шипя, закрылись и поезд тронулся. Тусклая подсветка здания вокзала за окнами медленно уползла в сторону, сменившись темнотой, чуть разбавленной огнями стоящих вдалеке домов, но скоро и они исчезли. «М-да-а-а. Три часа в одну сторону! За это время до Казани, Питера или Минска на «магнитке» долететь можно. А здесь трясись в этой «архаике». Словно слыша мои мысли, поезд слегка тряхнуло, и он стал забирать куда-то в сторону. «Блин, а он со всеми остановками или…, впрочем, какая разница. Можно подумать, что был какой-то выбор». «Так, нужно будильник на 2,5 часа поставить – а то вдруг засну» - я вытащил коммуникатор и заморочился поиском в нём нужного приложения. «О! Мойморюг – это чё такое?» - я заговорил с собой вслух, чтобы отвлечься от мернобаюкивающего перестука колёсных пар – «Ха! А я всё вспомнить никак не мог – куда я все фотки с юга переложил! А они – вот они!» Листая открытую папку-файл с фотографиями, я мысленно уносился туда, где тепло, песок и море. «Нужно в этом году снова рвануть! А что? Работу сейчас отвезу, сдам» - я посмотрел на пластиковый «тубус» и ещё раз напрягая в голове зону, отвечающую за память, пересчитал комплектность – «деньги получу и к морю – загорать, купаться. Девчонки-и-и! Главное – всё не потратить. Платёжка за «бакалавриат»  на год вперёд уже все глаза замозолила. Оплачивать надо. Если честно, в финансовом плане – чёрная дыра. А-а. Да и …  В крайняк, Льва Евгеньевича растрясу – обещал же помочь «Единовременным денежным пособием от конторы». Коммуникатор ожил входящим вызовом. «Ух, ты! Помяни и он появится!»- с ухмылкой произнёс я. «Да! Да, Лев Евгеньевич. Уже в пути… Да я будильник сейчас настрою… Не, не просплю… Обязательно… Обязательно наберу… Хорошо… Хорошо… Доброй ночи… Ага». Металлическим звуком заскрипели тормозные колодки и поезд остановился. В противоположное окно, ярким бледно-голубым светом уставился фонарь перрона станции. «Не люблю такие фонари – свет от них холодный и противный» - я смотрел, не отрываясь.  «И кому это в голову пришло, что «этот спектр наиболее приближен к естественному дневному освещению»? – пятно от фонаря чуть увеличилось. «Какой это «дневной свет»? Солнце где? За тучами спряталось? Ну хотя бы чуть-чуть тёплых тонов» - пятно уже почти полностью закрыло стеклянную плоскость окна, но только меня это почему-то ни сколько не удивляло. «Ослепнуть можно!» - я закрыл глаза. Фантомное отражение пятна от фонаря, медленно растворялось на оборотной стороне век. Поезд дёрнулся, начиная движение, и пятно исчезло совсем. «Фу-у. Наконец-то. Чтоб он всю жизнь светил в окно тому, кто его придумал!» - и я открыл глаза. Яркий свет в окне ни куда не делся. Причём остальные окна были тёмными и в них изредка мелькали чёрные силуэты деревьев, стоящих вдоль железнодорожного полотна. «Опа-на! Что за оптический прикол?» - я удивлённо смотрел на противоположное окно. В следующую секунду, с характерным стуком распахнулись двери отделяющие тамбур. Я приподнялся, опершись на локоть, и посмотрел поверх спинок сидений. Вдоль центрального прохода пробирались две человекоподобные фигуры. Именно «фигуры», потому что ни рук, ни ног, ни каких-либо ещё атрибутов «Хомо Сапиенса» мне у них разглядеть не удавалось. Виной тому была тёмная, почти чёрная, плащеобразная накидка, уходящая «в пол», а сверху её венчала дурацкая широкополая шляпа чётко в цвет «накидки» - следовательно, лиц тоже видно не было. Вид этого шествия настолько приковывал взгляд, что о светящемся окне я мгновенно забыл, следя за каждым движением тех двоих. Они подошли и сели в кресла напротив меня. «Здрасьте…» - непроизвольно проговорил я, почувствовав на себе их пристальный взгляд, хотя понять чем они это делают, я не мог никак. Даже в такой близи, свет не проникал в тень полей их шляп, и глаз не было видно. Я огляделся вокруг – вагон был полон пустых кресел.  Поняв, что такое соседство доведёт меня до истерики, я решил сменить местоположение, перейдя в другой конец вагона, потянулся за «тубусом» и вдруг осознал, что руки меня не слушаются. «Что за…?» - взгляд заскользил вниз. Там, где должны были заканчиваться их плащи, они уже не заканчивались, а разорвавшись на тонкие и корявые нити, извиваясь и переплетаясь друг с другом, медленно и неощутимо закутывали моё тело. «Это, чё такое..?» - в бессильной злобе заорал я. «Билет!» - гулкий голос выкатился с их стороны – «Нам…Нужен…Твой биле-е-т!» - чеканя каждое слово, голос втискивался в мои уши. И тут меня «переклинило». «Ага! Счас! Мне что потом, под перроном подкоп делать, чтоб со станции выбраться?! Меня «автомат» без билета в город не выпустит!» - орал я, дёргаясь в попытке освободиться от всё больше оплетающих моё тело тёмных нитей – «А ну! Пустите сейчас же! Чудища недоделанные!» Но видимо удовлетворение моих просьб в их планы не входило. В следующую же секунду, удерживающие меня тёмные нити устремились вверх – видимо горя желанием расплющить моё тело о потолок  вагона. «Может я сплю?» - пронеслось у меня в голове и, основываясь на этой идее, я попытался громко закричать, в надежде разбудить себя своим голосом. Потолок вагона стал резко уходить вверх. Пленивший меня кокон из тёмных нитей прибавил в скорости, но и потолок не собирался уступать. Пытаясь заорать ещё громче, я лишь хрипел - воздуха в лёгких не хватало. Подсознательно ища пути спасения, я повернул голову и посмотрел вниз – эти двое так же сидели на своих местах, и мне даже послышалось, как они всё ещё твердят в нарастающем жутком гуле: «Биле-ет! Нам… Нужен…Твой биле-е-т!» В этот момент, так раздражавшее меня светящееся окно, вдруг выгнулось внутрь вагона, удерживая бледно-голубое сияние, ожившее перламутровым переливом. Ещё несколько секунд  оконное стекло сопротивлялось, выделывая немыслимые полусферические изгибы, потом затрещало и со звоном лопнуло. В сторону сидящих устремились жидкообразные потоки перламутрового света вперемешку с битым стеклом. Они бились о тёмные фигуры, смывая и растворяя их, а заодно разрушая и те нити, которые удерживали меня на этой огромной высоте. Поняв, что сейчас начну падать, я всё же как-то извернулся и освободил стянутые руки. «Нет! Нет! Нет!» - быстро твердил я, тщетно пытаясь ухватиться за полукруглые плафоны освещения, расположенные на потолке, который ещё минуту назад столь внезапно убегал от меня – «Сон! Сон! Это просто сон!» К сожалению, способность к левитации у меня не проявилась, а вот сила земного притяжения и здесь одержала верх, и я всё ускоряясь, полетел вниз на пассажирские кресла вагона. «А-а-ат, твою же…!» - я верил, что этот сдавленный крик и выставленные вперёд руки смягчат удар при падении, но от страха закрыл глаза. Грохот, стук, лязг. Глаза открылись. Взгляд упёрся в светящееся информационное табло – «Академическая». Бодрое шипение пневматических дверей сообщило об их открытии. «Вот чёрт!» - я вскочил с сидений, одновременно подхватывая «тубус» за ручку-ремень и бросился на выход. Ночная прохлада своими объятиями неприятно бодрила, но в тоже время прочистила мозги от недавнего «видения». Я быстро застегнул куртку «на молнию» и стал удлинять ремень «тубуса». «Приснится же такое…» - бубнил я себе под нос. Поезд всё ещё стоял с открытыми дверями, словно не собирался никуда уезжать. Наконец я справился с хитросплетением пряжек ручки-ремня и, закидывая «тубус» себе на плечо поднял глаза на вагон – передо мной, с жутким оскалом стеклянных зубцов, в вагонном окне зияла огромная дыра. Как раз в этом-то окне я и видел тот не гаснущий «фонарный свет». От неожиданности я замер. Секунду спустя с радостным шипением закрылись пневматические двери, и поезд покатил догонять отражающийся в рельсах свет своего головного фонаря. Я ещё долго провожал взглядом красные габаритные огни последнего вагона, пока тот не скрылся за поворотом.               Нетерпеливо пискнул коммуникатор – от поступившего текстового сообщения. Я на полном «автомате» запустил руку в карман и вытащил его наружу. «В связи с поздним временем, «заказчик» просит не активировать внутридомовую связь, а за 25 секунд до прибытия отправить текстовое сообщение. Лев Евгеньевич» - не торопясь прочитал я и вслух добавил, пряча коммуникатор назад в карман – «Ну надо же, какие «точности».              Архитекторам, спроектировавшим городок возле станции «Академическая», сложно отказать в профессиональной оригинальности – улицы начинаясь от пристанционной площади справа, расходились кольцами разного диаметра и заканчивались на той площади, упираясь в неё слева. «Ё-моё. А вот другого варианта проявления «полёта творческой мысли» не нашлось?» - я стоял на площади и разговаривал сам с собой, пока в коммуникатор загружалась карта местности с установленной точкой геолокации нужного дома – «Теперь главное с номером улицы не промахнуться». Через 15 минут я был у нужного дома. «Та-а-ак. 25 секунд говорите? Сейча-а-ас…» - я тыкал пальцем в экран коммуникатора, набирая текстовое сообщение – «и-и-и… «отправить». Ну что – 3-й этаж и 25 секунд? И раз, и два, и три» - начал считать я, открыв дверь в подъезд. Лестницы оказались довольно длинные, и я начинал шагать через ступеньку, чтобы уложиться в отведённое время – «и 18, и 19, и 20…» - я у нужной двери – « и 22» -щёлкнул замок, дверь начинала открываться – « и 24, и 25, и… Вот тебе и здрасьте…» - последние слова я еле-еле успел удержать, чтоб не проговориться. Вертикально прижимая указательный палец к губам, и кутаясь в махровый халат, сквозь образовавшуюся щель между дверью и дверным косяком, ко мне протискивался «Заказчик». Я остолбенел от неожиданности. А это был тот самый профессор, который 2,5 года тому назад, с невероятным упоением «валил» меня на собеседовании в Университет. Меня он, конечно же, не узнавал – перед ним таких мальчиков как я, каждый год, сотни проходит. А я-то всё думал – что ж за фамилия такая знакомая по документам числится. «Привезли?» - тихо спросил он хмурясь. Я сжал зубы и молча кивнул. «Давайте чуть ниже по ступенькам, к окну, там подоконник широкий – удобней расположится…» - добавил он, плотнее прикрывая дверь. Мы спустились на один лестничный пролёт. Сняв с плеча «тубус», я протянул его в сторону профессора, тот немного отпрянул назад, и переводя  взгляд с «тубуса» на меня произнёс: «Знаете, я как-то с этими новыми визуальными технологиями ещё подружиться не успел. Не могли бы Вы… Хотя бы в общих чертах… Ну, как-то… А?» Вот именно сейчас, после этих слов, как мне захотелось оживить в его памяти наше последнее общение, причём в самых ярких полутонах. Медленно подняв руку, он взялся за верхнюю часть «тубуса». В следующие пять секунд кто-то быстро нашёптывал мне в левое ухо: «… а может ему прямо сейчас просто «вмазать» - для профилактики «звёздности». А чё? Камер наблюдения в подъезде вроде нет. «Вмазал» да ушёл». Однако что-то меня останавливало, вытирая из головы эту идею. Всё ещё удерживая нижнюю часть «тубуса», я рывком провернул его против часовой стрелки, замок щёлкнул, размыкаясь и оставив в руках профессора пустую верхнюю часть, я принялся выкладывать на подоконник содержимое. Установив у самого оконного стекла мультиспектральный лазерный указатель и настраивая его так чтобы тот покрыл наибольшую площадь подоконника, я шумно выдохнул через нос, и разжав тугую и злобную линию своих губ, заговорил набором шаблонных фраз: «Основной целью данного визуального проекта, является мельчайшая объёмная детализация конечного изделия. Лист № 1.» Я развернул лист проекционного пластика и положил его в зону покрытия лазерного указателя – воздух над поверхностью тут же изрезался жёлтыми осевыми и контурными линиями. Глаза профессора вспыхнули, и осторожно поставив на свободную часть подоконника остатки «тубуса» он склонился над объёмным «видением». Морщины на его лице разгладились, унеся куда-то как минимум лет 20, и сейчас, с той стороны, подсвечиваемый желтизной светящихся линий визуального проекта, на меня смотрел чуть ли не мой ровесник. Казалось, что он весь «светится» в восторге от увиденного, хотя, может быть, в этом был виноват лишь жёлтый спектр указателя, но вот волна чего-то тёплого, накрывшая меня с головы до ног, исходила явно от него. Я запутался в произносимых словах и замолчал. Отчаянно пытаясь связать в своей голове обрывки нужной информации, я развернул второй лист проекционного пластика и положил его сверху на первый. Из указателя тут же выхватился синий спектр, добавив детализации к висящему в воздухе чертежу. Лицо профессора стало зелёным, от смешавшихся диапазонов цвета – что несколько меня отрезвило. Широко улыбаясь, «зелёное чудовище», жестами рук, предлагало продолжать мне прерванную «презентацию».                 Следующие 50 минут я говорил без остановки. Находя и выдёргивая из глубин своей памяти технические показатели и даты проекта, я перекладывал и менял местами проекционный пластик, моделируя в воздухе изображение. В конце концов «пазл» сложился и в пространстве между нами повис окончательный вариант. Профессор сидел на краю подоконника – когда он на него взобрался, я даже не заметил. Медленно подняв рукой пояснительную записку к проекту, он протянул её в мою сторону: «Вы изучили весь текст?» - удивлённо спросил он, удерживаемая за корешок переплёта «записка» изогнулась, оголив краешки страниц с порядковыми номерами. «В общих чертах, ну, почти… Без этого было бы невозможно создать визуальный проект» - как-то извиняясь, ответил я. Следующие несколько секунд он молча смотрел мне в глаза, и я старался не уступить первое место в этих «гляделках». «У моей внучки в школе факультатив» - как-то неожиданно заговорил он – «задачка «про свиней». Вы, я так понимаю, среднюю школу недавно окончили. Помогите «расписать» на уровне 3-5 класса». Я кивнул головой, в знак согласия и стал неторопливо сворачивать листы проекционного пластика до диаметра «тубуса». « Два торговца купили стадо свиней» - начал профессор, переведя  взгляд на тёмный силуэт оконного стекла, словно кто-то невидимый с той стороны, писал ему условие задачи – «и заплатили всего 100 монет. Когда они стали продавать свиней, то никто не хотел дать им больше, чем они заплатили, то есть больше чем по 2-е монеты за 5-ть штук. Но нельзя же продать и ничего не заработать! Они посоветовались между собой и разделили стадо на две части. А потом продали свиней по 2-е монеты за 5-ть штук, причём не только свои деньги вернули, но ещё и кое-что заработали. Составьте правдоподобное решение этого  парадокса». Профессор скрестил руки на груди, и чуть наклонив голову, выжидающе смотрел на меня. Я хмыкнул, и чуть улыбаясь уголками рта, заговорил, подражая интонациям его голоса: «Разделяем стадо следующим образом: один берёт всех самых лучших свиней, другой - тех что похуже и поросят. Первый продаёт по 2-е свиньи за 1-у монету, другой - 3-и тоже за 1-у монету. Следовательно: они продают 5-ть свиней по 2-е монеты. Итог: первый, продав 120 свиней получает 60 монет; второй за 120 свиней – 40 монет. 60 монет плюс 40 монет в сумме 100 монет – затраты вернули. 120 свиней плюс 120 свиней  итого 240 свиней. Один десяток свиней в прибыли. А ещё вопрос, как бы вдогонку, можно?» «Извольте…» - витиеватая фраза слетела с губ немного изумлённого профессора. «С каких пор в 3-м тире 5-м классах изучают «Задачник для подрастающего юношества» времён эпохи Карла Великого?» «Я так понимаю, что и труды Алкуина тоже «…в общих чертах…» и «…ну почти…»?» - спросил профессор пытаясь утвердиться в собственных догадках. «Да, нет. Там черепную коробку надо побольше иметь, чтоб нужное количество мозгов с комфортом размещалось. Мне этот парадокс в редакции Щепана Еленьского сначала попался. Кажется «По следам Пифагора» книжка называется» - я вложил последний лист проекционного пластика в «тубус» - «Крышку давайте!» Защёлкнув пластиковый замок, я вновь, услужливым жестом, предложил  принять выполненный заказ. «А вы..., значит…, это…, в настоящее время  только у Льва Евгеньевича трудитесь?» - как-то полу-задумчиво подбирая слова, поинтересовался профессор. «Нет. Ещё грызу гранит науки – учусь, то есть. На «бюджетное» не прошёл. И к сожалению льющиеся с неба финансовые потоки обходят меня всё время стороной – поэтому и подрабатывать приходится. Да и для собственных желаний и нужд деньги иногда требуются. «М-м-да… Так. Хорошо» - он наконец принял из моих рук пластиковый «тубус» «А учитесь вы значит..?» - растянув последние слова, он прищурился и опять заглянул мне в глаза. «Институт ФизМатТехнологий имени Капицы» - быстро проговорил я, не дожидаясь окончания его вопроса. «ФизМатТехнологии…» - негромко произнёс профессор, снова погружаясь в лёгкую задумчивость – «А не хотите ко мне?» - внезапно очнувшись, предложил он. Тут уже в некоторую лёгкую задумчивость впал я. Что? В  Ломоносовский МГУ? Да никаких денег не хватит! А в бюджетники – нимб над головой вроде не светится, да и крылья за спиной чесаться не начинают. Поэтому овладев собой, я начал издалека. «К вам - это куда?» «МГУ имени Ломоносова». «Ха! Я столько не зарабатываю!» «Это единственное что вас останавливает или есть список возможных преград из нескольких пунктов?» «Нет» - растерянно произнёс я. После такой его тирады умные слова враз куда-то улетучились. «Значит так!» - его решительный тон, пронизывая, заставлял подчиняться – «Учитесь и работаете у меня же на кафедре. Желаемое направление учебного процесса – обсудим позднее. Рабочий процесс – он будет занимать, к сожалению, всё оставшееся время – работы много. В «бюджет» я вас уже не впихну, поэтому втягиваемся в следующий алгоритм: работа – денежное довольствие – оплата учебного процесса – освоение учебной программы – работа. Есть возражения в качестве концепции самосохранения свободы личности?» Личность в попытке самосохранения родила лишь одну фразу: «А на жизнь хоть что-то будет оставаться?» «На разудалую – нет! Но думаю вам хватать будет. Во всяком случае, любые разногласия подлежат детальному обсуждению» - подытожил профессор. Я стоял и не шевелился, боясь разрушить кубики так причудливо и неожиданно складывающейся вокруг меня новой реальности. Профессор, любуясь моей растерянностью как следствием от нашего диалога, с лёгкой улыбкой на лице добавил: «Не тороплю. Но и тянуть не советую – «ввиду ограниченности сегодняшнего предложения»- последние слова он исковеркал, подражая уличным торговцам всякой всячиной. Поправляя на руке кожаный ремешок часов, взглянул на циферблат и озабоченно легонько присвистнул. «Ого! Всё. Утро уже скоро. А мне ещё тезисы набросать в черновик надо» - он протянул мне руку прощаясь – «мой номер у тебя есть. Так что надеюсь «до скорого». Разняв наше рукопожатие, он поднялся на три ступеньки вверх и вновь развернулся ко мне лицом. «Да… и вот ещё… это…» - он сосредоточенно копался в кармане халата - «вот… возьми» - в протянутой руке он держал билет на поезд. «Хотел с утра к вам в контору рвануть, так вот теперь он мне вроде как без надобности. Кассы то ещё закрыты. Кстати номер на нём – счастливый. Видишь слева 756, а справа 675 – и там и там по восемнадцать. В мои молодые годы, такой билет полгалось съесть, загадав желание». Быстро преодолев ступеньки до двери, он неторопливо закрывая проход в квартиру  ещё раз обернулся и негромко произнёс: «Эх. Если б у меня все абитуриенты были такие смышлёные…» Где-то на затылке моей головы нервным зудом проявилось: «вмазать надо было для профилактики, вмазать…». Я растёр ладонью взбесившиеся мысли  и стал спускаться вниз по лестнице.                 Новый день не торопился наступать. Восход потерялся где-то, смешавшись с серыми красками разнообразных оттенков, и тянул и тянул время. Это время суток – «когда все кошки серы» - раздражала, но одновременно тая мой неспешный шаг до железнодорожной станции, заставляло размышлять. «Ну, и кто я сейчас?» - этот вопрос расположился внутри меня, зацепившись крючком своего знака за краешек души. И нисколько не удивившись, я услышал над собой голос: «Среднестатистический студент-учащийся ВУЗа по внебюджетной программе, использующий любые варианты временного зарабатывания денег для оплаты учебного процесса». Исчерпывающе – уточнений не требуется! «Ну вот окончил ФизМатТех. Кем стал?» - ещё один крючок проколол тонкий край. «Среднестатистический инженер физматтехнолог с туманными перспективами возможного, достойного заработка и востребованного применения своих знаний и сил» - голос камнепадом скинул на меня новую формулировку. Я прошёл через турникет на перрон. До первого поезда ещё минут 5-10, и глядя на зажатый в руке билет с цифрами 756-675 тихо произнёс: «А если?..» «Дипломированный специалист опытно-изыскательских и прикладных наук, практик-теоретик исследуемых областей…» «Так! Остановились! Давай-ка разберём всё по порядку. Много там ещё?» - проговорил я, запрокидывая голову вверх. «12 подпунктов, но для ясности начать придётся сначала». Я опустил голову вниз. Мысли кинофильмом понесли видения нашего последнего разговора с профессором, нашу первую встречу – тогда на собеседовании в МГУ, злость и обиду недооценённости, безразличие и вновь обретаемую надежду на лучшее. «Сначала? Очень бы хотелось всё начать сначала…» - тихо произнёс я, и откусил краешек билета.                                        Тихо перестукивая колёсными парами,  к перрону подкатил поезд. Двери открылись, и над ними тут же красным высветилась надпись: «Поезд находится в режиме автоматического пилотирования». Я ухмыльнулся, и переступая через линию дверей язвительно прокомментировал: «Можно подумать, что он с проложенных рельс куда-то свернуть сможет». Поезд закрыл двери и устремился навстречу светлеющему от восходящего солнца горизонту. Всё отчётливей и ярче становились краски наступающего дня. Я сидел у окна вагона  уперевшись головою в стекло. В пролетающих пейзажах, мой взгляд постоянно цеплялся за нелепо разрисованные заборы, стены технических помещений и брошенных домов расположившихся вдоль железнодорожного полотна. «Засевшая в нас страсть формата «наскальная живопись» - неискоренима» - озвучил я своё умозаключение. В следующее мгновение взгляд выхватил надпись, сделанную белой краской, без особых изысков: «Родился, потерпел и умер…» «Прид-д-дур-р-рок!» - раскатисто вырвалось у меня – «Кто ж ты по жизни, раз пишешь такое? Произведение переменных двух осей координат, с объединяющей  постоянной, выглядит в сто раз приличней, хоть и матерщина. А это…» - на душе стало грустно и гадко, видимо автор и преследовал эту цель. Глаза непроизвольно закрылись. «Куда это мы?»- поинтересовался я у окружающей действительности, резко открыв глаза. Поезд дёрнулся и стал уходить в сторону от конечной станции-вокзала, медленно поднимаясь наверх. «Чой-то, «гастарбайтеры» умудрились за одну ночь отводной мост построить?» - продолжал интересоваться я, разглядывая меняющиеся пейзажи в соседних окнах – поезд поднимался всё выше и выше. В следующую секунду вагон сильно накренился, и внезапно обретя невесомость, я полетел навстречу потолочным плафонам. «Что?! Опять?! Да ё-моё…» Потолочный плафон треснул, и острая боль пронзила мне плечо. «Вот же-ж…» - досада очистила мысли в голове, призывая к самосохранению. Поджав ноги к животу, я зажмурился и закрыл голову руками. Сильный удар. Я задержал от неожиданности дыхание. Ещё один накрыл меня сверху и всё стихло. «Нельзя шевелиться. Вдруг у меня какие-нибудь сильные повреждения. Спасательная бригада наверняка уже где-то рядом. Нужно потерпеть. Хорошо хоть ничего не болит». Откуда-то сверху послышался приглушённый голос: «Будете ассистировать. Держите здесь и здесь…» Всё опять смолкло. «Что ж за тишина то опять такая. А, ну да! Минута тишины – чтоб пострадавших услышать. Нужно крикнуть». Я попытался набрать в лёгкие побольше воздуха и понял, что не могу. Да и дышать почему-то не хотелось. Тёплая нега кутала меня, наполняя безразличием . «Тяните, тяните я говорю. Нашатырь! Да не мне, а ассистенту!» Передо мной плыли образы каких-то воспоминаний, путаясь друг с другом, растворяясь исчезали в глубокой темноте, откуда продолжали слышаться обрывки фраз: «Перевязывайте, перевязывайте… Чего ждём? Шейте здесь и здесь… Быстрее…» Резкая боль как иглой пронзила меня. «А-а-а-а!» - закричал я, сам того не ожидая и открыл глаза. На меня смотрела голова молодого парня, ну может чуть постарше меня. «Это кто?» - пронеслось у меня в голове, и сдвинув брови, я не отрываясь смотрел на него. «Смотрите. Он хму-у-рится» - растянув последнее слово произнёс парень, ещё больше улыбаясь. «Вы скажите спасибо, что ещё матом не ругается – такие роды тяжёлые…» - вслед за словами появилась ещё одна голова в белом колпаке с красным крестиком посередине. «Поздравляю – у вас мальчик. Ещё не думали, как звать будете?» - говорила голова в колпаке, направляя на меня свет от какого-то прибора. «Нет пока. Там бабушки ситуацию под контролем…» - слова этого диалога становились всё тише и тише, и я уже почти переставал их различать и понимать. Боль постепенно стихла, уступив место дикому желанию спать. «Ну и ладно. Я потом… Сейчас вздремну, а разбираться потом…, потом разбираться… Буду…»   

-«Так что же было изначально? Курица или яйцо?» -«Изначально, было не утоляемое желание созидать!» «Господь мой Боже, Святая Троица! Очистите мысли в голове моей – чтобы мог я увидеть лики ваши; вдохните силы и уменье в руки мои – дабы могли сотворить они увиденное в мыслях моих, людям для утешения, вам для радости общения с ними…» Слова молитвы лёгким шёпотом висли в сумраке недостроенного храма. Эту молитву шептал мальчишка сидящий возле проёма где должно стоять окно, но пока его нет, ветер ,беспрепятственно влетавший, подхватывал звучащие слова и растирал их по стенам, в надежде что они останутся здесь навечно. Слова этой молитвы мальчишка придумал сам, очень надеясь, что они правильные и те, кому они адресованы, их слышат. И вот уже третий день он сидит перед загрунтованной белой краской доской и шепчет: - «Господь мой Боже, Святая Троица!..» -«Андрейка! Андрей! Иди кушать!» - басовитый голос влетел через не заделанные оконные проёмы и устремился вверх под купол, отражаясь от стен. -«Не могу!» - высокий мальчишеский тенор рванул вслед за басом и казалось, что почти уже догнал его, как в дверях показалась огромная мужская фигура и густой бас сердито заговорил. -«Что значит «не могу?» - секунду постояв, уперев руки в бока, человек двинулся в сторону мальчишки – «что значит «не могу»?! Третий день ничего не ешь!» Он схватил одной рукой мальчишку за шиворот рубахи, поднял его с табурета в воздух, и направился к дверям, неся как щенка. Мальчишка отчаянно сопротивлялся. Он дёргал ногами не достающими до пола, а руками пытался освободиться от хватки держащего его за рубаху. -«Пусти! Мне молиться надо! Я обещанное никак нарисовать не могу! Пусти!» -«Ничего! Подождут твои картинки! Поглядь, ты уже насквозь просвечиваешь! На что мне такой помощник нужон будет?!» -«Ну деда Коваль!..» ****** Дед Коваль был кузнецом. Жил он один, в избе с кузней, так же одиноко стоящей возле самой дороги, которая через пару сотен шагов упиралась в первые деревенские дома. Их жители к вечно нахмуренному и не разговорчивому кузнецу относились по разному : одни с опаской, утверждая что «водится он с нечистыми духами лесными да болотными», глядя на то как каждый раз возвращаясь со стороны леса, вместо корзин с ягодами да грибами он тащил за собой тележку с грудой камней; другие с одобрением – «… пилу, топор, нож да косу где брать? А обруч для бочек? Это ж вообще на Торжище ехать надо! Опять же подковы лошадям или ось на телегу?..» Однако, несмотря на все эти людские пересуды, было у деда Коваля в деревне две родственные души, из таких же ремесленников как он. Одного прозвали дедом Рубилём – дрова, да поделки всякие из дерева, так это по его части; другого – дядька Ткач, холстина, штаны да рубахи , «чтоб в холода не мёрзнуть, да срамом при людях не светить». Так бы и вращалось Колесо Жизни деревни той – медленно и величаво – если б не случай этот… ****** -«Похоже, это мы с тобой, что-то очень нужное сотворили» - проговорил кузнец, обращаясь к кому-то невидимому – «О-очень нужное». Большими ржавыми клещами он держал выдолбленную из камня чашу –расплавленный металл немного не доставал до краёв. -«Вот так…» - тонкая струйка полилась в земляную форму. Шипя и потрескивая, она превращалась в светло-серебристый пруток – « Во-о-от та-а-ак…» В висящей тишине неожиданно пронзительно скрипнула входная дверь. Что-то огромное и неуклюжее пробиралось через избу, на ходу роняя лавки, разбивая стоящие на них глиняные горшки и посуду. Дверь, отделяющая кузню от избы, медленно отворилась – на пороге стояла Марика, Ткачёва дочь. Утёршись рукавом, она размазала чёрную сажу по своему лицу, припала плечом к дверному косяку и произнесла: -«Беда, деда Коваль. Лесной огонь в деревню пришёл». Тонкая струйка расплавленного металла чуть дрогнула, но не перестала литься в форму. Брови кузнеца нахмурясь сдвинулись, образовав на лбу глубокую складку. Он вылил остатки из каменной чаши и поставил её на край очага. Подходя к Марике он снял фартук, подхватил её за локоть, посадил на скамью, стоящую тут же, рядом со столом и в полголоса произнёс стоя спиной к очагу: -«Если дикие духи лесного огня его призывать начнут» - он мотанул головой, указывая себе через плечо – «вот кувшин с водой – плеснёшь, и вот этой крышкой накроешь» - как можно тише говорил кузнец, расставляя и раскладывая перед Марикой необходимые вещи. Развернувшись, подошёл к горящему в очаге огню, погрозил ему указательным пальцем и добавил: -«Смотри у меня, не озоруй!» Через минуту он был уже на дороге, ведущей к центральной площади деревни. Держа в руках лопату и ведро, он всё ускорял и ускорял свой шаг, пока не перешёл на бег. ***** На центральной площади, взаимно дополняя и усиливая друг друга, царили хаос и паника. Пожар охватил уже полдеревни и обезумевшие от огня люди, грязные, с опалёнными волосами, а некоторые уже с обожжёнными руками метались в клубах дыма пытаясь спасти хоть что-то. Самые стойкие заливали огонь водой из вёдер. -«Куда воду в огонь льёшь !!» - голос кузнеца громовыми раскатами зазвучал над обезумевшей толпой - « Не сметь! На стены! На стены домов, которые ещё не горят лей! Не стой столбом! Шевелись! Цепочкой! Цепочкой к колодцу становись! Каждое третье ведро, на впереди стоящих выливаем! А у тебя что?! Лопата? Землю перекапывай! Отсюда и досюда! Чтоб огонь низом не шёл! Чего смотришь?! Ему навстречу с другого конца перекапывай! Землю, землю в сторону огня бросай!» Мало по малу, в тушении огня возникал кое-какой порядок, и паника среди жителей деревни сходила на нет. Кузнец вместе с землекопами ловко орудовал лопатой, создавая заградительную полосу по центру площади. Вдруг он остановился, поднял голову и посмотрел вглубь улицы из горящих домов. В самой середине стоял невысокий, крутящийся огненный смерч и кузнец почувствовал, что этот огонь глядит именно на него. С минуту они внимательно смотрели друг на друга и вдруг огненный смерч взбесновался. Он начал кидаться из стороны в сторону, ещё больше распаляя уже и без того горевшие строения и заборы, скакал по крышам, влетал и вылетал в распахнутые окна домов и крутился, крутился, крутился становясь всё больше и больше. -«Эх-х, не-сов-ла-да-ать» - слетело с губ кузнеца. Он с силой воткнул лопату в землю, раскинул в стороны руки, с растопыренными пальцами, медленно поднял лицо к небу, и сжимая руки в кулаки повторил громче: -«Э-э-эх-х-х-х!». Его губы быстро задвигались, произнося слова которые мог слышать только он. Порыв ветра ударил кузнецу в спину, разметав седые космы на голове; упала на руку и разлетелась в брызги крупная капля дождя, ещё одна упала у ног, потом ещё одна и ещё. Люди вокруг останавливались и замирали – «Откуда дождь? На небе ни облачка!» - а Дед Коваль стоял с закрытыми глазами и всё шептал и шептал что-то в небо, не останавливаясь. Всё сильнее дул ветер. -«Смотрите!» - чей-то возглас заставил всех оглянуться назад. Из-за леса ветер гнал тяжёлую свинцовую тучу, своими порывами, он закидывал вперёд крупные капли дождя, как предвестники того, что помощь уже идёт. Ливень поглотил жителей деревни стоящих у вскопанной ими разделительной полосы, остановился, увеличивая струи дождя и двинулся на горящие дома, мгновенно подавляя огонь холодной водой с неба. Затушив последнее горящее строение, уже белое пушистое облако поднялось ввысь и растаяло, как его и не бывало. Люди, заворожённые увиденным, постепенно приходили в себя. Кузнец стоял, опустив руки на древко лопаты и смотрел вдаль, сквозь дымящиеся остова домов. Чувство страха от внезапной и непоправимой потери заставило остекленеть его глаза, и такая же стеклянная ниточка медленно ползла вниз, смывая сажу и копоть на его щеке. Раскачав, он выдернул лопату из земли и молча зашагал, сквозь расступающийся людской коридор в сторону своей кузни. ***** Дом кузнеца был тих в ожидании хозяина. Дед Коваль прошёл через избу, ставя на место лавки и подбирая разбитые черепки. Открыл дверь в кузнецкую – Марика спала. Тихо посапывая, она сидела за столом, положив голову на руки. Прямо перед ней, стоял кувшин с водой и лежала крышка. Кузнец посмотрел на неё и тихими шагами прошёл к очагу, из которого тускло краснел свет. Он опустил ладонь с разведёнными пальцами в краснеющий сумрак и оттуда мгновенно выскочили языки голубоватого пламени, оплели ладонь и двинулись вверх, шевеля и расправляя волоски на его руке, при этом их не сжигая. -«Вижу-вижу. Не озоровал. Ты у меня умник» - он гладил языки огня как живое существо и улыбался. Кузнец потянул руку к себе и языки пламени тут же последовали за его движением. -«Ну, всё-всё. Ишь, разнежился». Одевая фартук, дед Коваль подошёл к столу и тихо позвал: -«Марика. Марика проснись». -«А!» - девушка рывком подняла голову и обеими руками схватилась за кувшин с водой. -«Слей водицы с лица, да ступай, найди родителей. Им сейчас твоя помощь очень нужна будет» - девушка смотрела на кузнеца, хлопая ресницами глаз – видимо пытаясь прогнать остатки сновидений. -«А как же…» -«Ступай-ступай, ушёл огонь дикий из деревни, ушёл». ****** Утром следующего дня, каждый проходивший мимо кузни, мог видеть деда Коваля сидящим на скамье у входа в избу. Перед ним стояла тележка на двух колёсах, выдолбленная из целого куска дерева, с длинной изогнутой ручкой. Если замедлить шаг и подойти поближе, можно было разобрать слова, которые кузнец шептал глядя на тележку: «По что ж ты так поступил? Я то, совсем-совсем один остаюся… Ты бы хоть кого-кого за мной послал… Как это я важнее?.. Да пойду, пойду сейчас… Обручи бочковые..., да, да…, четыре топора в сенцах…, да понял-понял…, не пропало чтоб…, переплавлю-переплавлю. Да что тебе заслонка эта печная далась! Заберу, заберу …, и колосники заберу. Да иду, иду уже…» Кузнец посидел ещё немного, прищурившись и качая головой, он словно слушал невидимого собеседника, затем поднялся и обхватив изгиб ручки от деревянной тележки, покатил её вслед за собой к сгоревшим деревенским избам. На пепелище бродили люди силясь отыскать хоть какие-нибудь уцелевшие предметы домашней утвари. За общедеревенским скотным двором, пастухи, каждый раз мрачно вздыхая, стаскивали обгоревшие останки домашних животных в одну большую вырытую яму. Огонь уничтожил всё: птицу, коров, лошадей, овец, постройки и хлев. Каждый был занят каким-либо делом в сожжённой части деревни, поэтому на кузнеца обратили внимание только тогда, когда весь перемазанный чёрной сажей, шумно дыша, он торопливо, иногда срываясь на бег, возвращался назад. На руках, прижимая к своей груди, он нёс щуплого белобрысого мальчишку. ****** Дед Коваль разжал руку, усаживая принесённое им, на скамейку возле стола с едой. Белая рубаха безразмерным балахоном опустилась вниз, повиснув на острых плечах мальчугана. -«Ешь!» - строго сказал дед Коваль и обойдя стол, сел с другой стороны, напротив насупленного и смотрящего на него из подлобья пацанёнка. -«Чего бычишься как телок-малолеток?» - после небольшой паузы вновь заговорил дед Коваль – «Картинка что ли, твоя обещанная никак не получается?» Мальчишка опустил голову и еле заметно качнул головой. Дед Коваль с минуту молчал, глядя на светловолосую голову сидящего напротив, потом пошарил по столу глазами, взял варёное куриное яйцо и поднёс к голове, которая опускалась всё ниже и ниже и уже почти сравнялась с уровнем крышки стола. -«А нут-ка, давай в «тюкалку» сыграем. Разобьёшь – неволить за столом боле не посмею, не разобьёшь – придётся разбитое съедать». Мальчишка поднял голову, посмотрел на деда глазами с проблеском надежды и потянулся к тарелке с куриными яйцами. «Крыц» весело произнесла треснувшая скорлупа, и пальцы мальчишки стали медленно отделять её от куриного яйца. -«Ещё одну попытку пользовать будешь?» - не убирая руки поинтересовался дед Коваль, после того как мальчуган запихал куриное яйцо себе в рот. Светловолосое лицо вскинуло брови вверх, и не отрывая от деда Коваля взгляда, мальчишка потянулся рукой за новым яйцом. «Крясь» и кучка скорлупы со стороны юного игрока стала увеличиваться вдвое. -«Нут-ка, третий разок спробуй» - дед Коваль, говорил улыбаясь, не двигая руки с куриным яйцом. -«Не хочу…» - отозвался мальчуган, вновь опуская свой взгляд под стол – «Всё равно - твоя возьмёт. Что я не знаю, что тебя всяка вещь слушается. Вот теперь ещё и еда. Отец мой частенько говаривал, мол если дед Коваль топор сделает - то тот сам рубит, пила-сама пилит, коса – косит, только их правильно держать надо. Только я вот никчёмный какой-то, ничего у меня не получается. Образ Спаса Нерукотворного отцу Сергию нарисовать пообещал, ну чтоб над входом в храм повесить, так и того сотворить не могу». Мальчишка замолчал, рассматривая свои босые ноги, которые из-за высоты скамейки не доставали до земли и свободно болтались в воздухе. -«Толково говорил, мудро – «правильно держать надо…», только если хочешь чтоб дело твоё сладилось, хорошо бы к ним ещё и с просьбой о помощи обратиться; и коли в вещь мастер крупку души своей вложил, так она завсегда поможет. Да вот хоть сам спробуй, прям счас.» Дед Коваль пододвинул к мальчугану пустую кружку, а рядом положил ложку. В просветлевшем юном взоре заискрилась надежда. -«А что говорить то надо?» - растерянно забормотал Андрейка. -«Это ты уж сам, внутри себя нужные слова отыщи. Главное, чтобы душа душу услышала. Искоркой невидимой твоя просьба до них долететь должна – тогда и желанное сполнится» - говорил дед Коваль, хитро прищурившись и чуть заметно улыбаясь. Заметив это, Андрейка громко заговорил: -«А-а-а! Я по-о-нял! Ты надо мной потешиться хочешь! Мол, совсем Андрейка спятил! С ложками да кружками разговаривает! Да любой, кто от меня такое услышит – со смеху окочурится!» -«Так почто ж в крик то орать!» - повысил голос дед Коваль, заглушая мальчишку и уже тише добавил – «шепни просто, тихо-тихо, одними губами. Должны они тебя услышать, должны. Не просто так печь в доме вашем тебе жизнь схоронила». Андрейка смотрел в глаза деда Коваля, не мигая. Не отводя взгляда, он медленно приблизил голову к ложке с кружкой и губы быстро-быстро задвигались, сплетая слова еле-еле различимые для уха. Выпрямившись, мальчишка перевёл взгляд на тарелку, где одиноко лежало последнее яйцо, протянул руку, взял и вопросительно посмотрел на деда. -«Тюкай! Не робей!» - тот вновь положил перед Андрейкой руку с зажатым в кулак яйцом. Мальчишка посмотрел на куриное яйцо в своей руке, потом на кружку с ложкой – обхватил их свободной рукой и немного размахнувшись, ударил своим куриным яйцом по куриному яйцу деда. «Круц», Андрейка медленно поднимал свою руку с яйцом, с интересом заглядывая под него – скорлупа на зажатом в кулаке деда Коваля яйце треснула. Дед разжал кулак и стал медленно снимать надломившуюся скорлупу, не уделяя никакого внимания мальчишке, смотревшего на него восхищённым взглядом . Немного погодя Андрейка аккуратно сложил рядом ложку, кружку и не разбившееся яйцо, сполз со скамьи на землю, сделал нетерпеливый шаг в сторону храма, замер, развернулся, склонился над сложенными им предметами, что-то прошептал и побежал к входным дверям недостроенной церкви. Залетевший внутрь храма неугомонный ветер, от нечего делать гонял по полу древесную стружку. Он затих, как только его одиночество нарушил вбежавший Андрейка. Мальчишка подошёл к расставленным на столике банкам с красками и стал перекладывать их с одного места на другое, каждый раз нежно, двумя руками поднося к своим губам и что-то говоря. Потом пододвинул ближе к столу табурет, сел, сложил руки и закрыв глаза заговорил: -«Господь мой Боже! Святая Троица…» ****** Оставленный юным собеседником, дед Коваль потонул в своих мыслях. Его пальцы вертели уже полностью очищенное куриное яйцо, силясь отыскать осколки скорлупы. Пять деревенских мужиков, сидящих с другого конца длинного стола, доедали нехитрые кушанья и молча наблюдали за эмоциональным разговором двух поколений. Этих людей дед Коваль стал собирать через неделю после пожара. Увидя, как потянулись мимо его дома телеги с людьми в поисках новых мест и поселений, он пошёл по избам. Кого уговорами, кого наставлениями, а кого пинками и зуботычинами, но набрал 25 человек и пустился с ними в путь по соседним деревням да сёлам – кому крышу перекрыть, кому сруб поставить, кому забор выправить. В оплату просил птицу да скотину живую, зерно да семена. Собрав и отправив назад в деревню несколько загруженных обозов с провожатыми, у него остались только вот эти 5-ть человек. -«Ты почто эту церкву упёрся ставить?» - завёл разговор один из них. -«Во-во, холода скоро грянут, а нам ещё избы взамен сгоревших ладить. Что за надобность такая в ней?» - поддержал его второй. Дед Коваль, медленно поворачивая голову в сторону говоривших, выныривал из своих мыслей. -«Избы говоришь. В этом году на пепелище ничего ставить не будем. Немного потеснимся друг дружку, да холода переживём. Дух жизни у земли огнём оторван был – ждать надобно. Как только трава да полевые цветы прорастут – значит жизнь вернулась, тогда и избы новые там ставить будем. Жаль деда Рубиля теперь нет, за ним быстрее б справились…» - на последних словах он как-то сник тоскливо глядя перед собой, потом вздохнул, расправляя плечи и поднимая голову добавил – «А церква, церква должна тут стоять…» Осмотрев получающееся строение с верху до низу вновь добавил : «Должна-а-а…» После минутной паузы расспросы кузнеца возобновились. -«Слышь, дед Коваль, тебе пацанёнок родной что ли, ты с ним так нянчишься? Али мы не знаем чего? Так поделись с молодым поколением то» - хитро щурясь, говорили мужики. -«У-у. Вашими б языками, да скотный двор мести – не сильно спачканы будут» - дед Коваль с укоризной смотрел на говоривших – «Деда Рубиля на мне наказ держится, вот и справлять теперя надобно договор наш». -«Так значит Андрейка - Рубилёв сын? Что-то я его ни разу с ним не видел». -«Самый малый он» - кузнец отпил из чашки – «дома по хозяйству больше помогал. А когда огонь лесной явился, их дом первым на его пути от леса оказался, вот они всей семьёй и двинули ему на встречу – деревья валить, чтобы тот стороной деревню обошёл, да так и сгинули в пожаре том – не сдюжили. А Андрейка когда увидел, что дом их огнём заниматься стал, кошку и собаку в охапку собрал и в печку вместе с ними забрался. Заслонку изнутри руками держал. Печь то им ещё Кузимич складывал, так чтобы вся семь я на лежанке помещалась, так что топка там просторная. В ней я его на второй день и обнаружил. Собака лаять начала, а я по пепелищу хожу, железо собираю – чтоб не пропадало, и всё думаю - что за изъян такой у меня в ухе приключился. Смотрю, балки обгоревшие заслонку заперли, я их сдвинул, заслонку потянул – оттуда собака и выскочила, а он там полуживой в обнимку с кошкой лежит. В одной руке заслонка, в другой кошка. Уже когда только до кузни донёс, он глаза открыл. Воды испил, да в дальний угол забился и оттуда всё на огонь в горниле, где железо грею, испуганными глазами до ночи смотрел. На следующий день, взял табурет, один шаг отмерил ближе к огню, сел, и опять до ночи сидел глаз не сводил. Я думал, что тронулся парень – не отойдёт, а он на следующий день ещё на шаг ближе табурет переставил. Когда через 7-мь дней, уже возле самого очага сидел, из глаз на огонь только обида да злость выплёскивались». ****** Входная дверь, издав шипящий звук, отделила меня и шум улицы от тихого полумрака кафе-бара «Время местное». Не успел я сделать и пары шагов, как в кармане, издавая вибромузыкальную композицию, опять ожил телефон. -«Слушаю. Да. Да, скоро буду.., ну, быстрым шагом минут 15-20. А вот именно этот вопрос без моего обязательного присутствия больше никто разрешить не может? Почему это только я могу? Ага. Значит так! Дорогие мои господа «мэнэгеры» , причём обращаю ваше внимание именно на определение «дорогие», на кой чёрт вы мне все там нужны, если элементарные вопросы по работе с клиентами не могут решаться в моё отсутствие?! Что Руслан Евгеньевич? Я уже 28 лет Руслан Евгеньевич! Вы за прошедшие полдня ,для организации в которой работаете, хоть что-нибудь полезное сделали?! А вот мне кажется - что нет! Ах, можете даже отчёт составить?! Тогда касается всех вас: берёте листок бумаги формата А4, заголовок – «Чем я сегодня порадовал своего директора», внизу дата-подпись! Всё! У вас максимум 20 минут!» - и я отключил входящий вызов. «С завтрашнего дня – сокращение штатного расписания. Достали! Уволю через одного! Максимум через 1,25! Никакого уважения к пищеварительным функциям директора во время обеденного перерыва! Что за народ?!» Оптимизируя соотношение «время – путь», я пересёк неширокую автодорогу и перепрыгнул через заборчик ограждающий аллею с липами и скамейками от проезжей части. Эта же аллея делила её на две улицы с односторонним движением. В момент, когда мои поджатые ноги распрямляясь, ещё не коснулись земли, левый ботинок, толи в знак солидарности с «обречёнными на увольнение», толи из-за некстати развязавшегося шнурка, почувствовал свободу и решил самостоятельно сменить траекторию своего движения. И вы знаете – ему это удалось! Употребляя особые выражения в адрес ботинка, шнурка который развязался а так же того кто делает такие шнурки и ботинки, я на одной ноге доскакал до самоопределившегося элемента верхней одежды, поднял его и присел на стоящую рядом пустую скамейку. Затянув шнурок на левом, пришла мысль проверить и правый, и пока я осваивал хитросплетения и затягивал узлы, в поле моего зрения оказался ещё один ботинок – потрёпанный и сильно запылившийся. Я заскользил взглядом вверх – передо мной в пол-оборота сидел человек, одну ногу, согнутую в колене он подложил под себя, а второй касался земли как раз у моих ног. От неожиданности я отпрянул чуть назад. -«Вот чёрт!» - непроизвольно вырвалось у меня. -«Нас двое» - ответил он улыбаясь, потом чуть помотав головой добавил – «Хотя, всё равно не угадал». Я обернулся. С противоположной стороны сидел ещё один – пониже ростом и светловолосый. Он не улыбался, а стиснув зубы, да так, что на скулах двигались бугорки, пытался просверлить во мне дырку своими серо-голубыми глазами, глядя из-под нахмуренных бровей.-«Может ему в ухо дать? Для остроты восприятия действительности!» - проговорил светловолосый, не отпуская меня своим взглядом. -«Не-е. Погоди» - послышалось у меня за спиной. -«Я вам чем-то могу помочь?» - мой сдавленный голос придавал какой-то особый шарм заискивающему тону. В алее как назло не было ни души, а эти двое были поздоровее меня. Я и с одним то навряд ли бы справился – не то, что с двумя. -«Мы по поводу работы» - вновь заговорил первый, и внутренне попросив чувство самосохранения следить за светловолосым, я повернулся в сторону говорящего. В этот момент из прилегающих к аллее переулков вышел коренастого вида мужчина и направился в нашу сторону. Двигаясь не спеша, он легонько размахивал рукой державшей небольшой тёмный чемоданчик и смотрел себе под ноги. «При свидетелях бить не будут» - покинувшее меня чувство уверенности вернулось и сообщило эту новость. -«О-о-о, нет, нет, нет! У меня своих дармоедов - полный комплект. Я никого на работу не принимаю» - осмелев, заговорил я, так как человек с чемоданчиком уже поравнялся с нами и присел на противоположную скамейку. Вытащив из чемодана ноутбук, он водрузил его себе на колени, и раскрыв, стал быстро щёлкать по клавиатуре, иногда мельком поглядывая в нашу сторону. -«Так что гуляйте! Бюро по трудоустройству здесь недалеко. Хотите, могу проводить!» - немного охамев, предложил им я. -«Серёга?» - вопрос холодным тоном донёсся из-за спины – самосохранение напряглось. -«Нет!» - мой собеседник посмотрел за меня и покачал головой. Человек, сидящий напротив, перестал щёлкать клавиатурой и внимательно смотрел на нашу троицу. Сергей глазами поймал его взгляд и отвернулся. Аккуратно вытащив из нагрудного кармана потрёпанный клочок бумажки, он протянул его мне. На помятом куске тонкого, когда-то белого картона, красовались мои фамилия, имя, отчество, занимаемая должность и номера телефонов, причём один из них был дописан моим собственным почерком. Это была моя визитка, и я готов поклясться, что это именно та визитка, которую я отдал 15-ти летнему пацану, перед тем как выйти из кафе-бара. Наши взгляды пересеклись. Я всмотрелся в его лицо – это был он, тот самый мальчишка! Только теперь он взрослый – похоже, что мой ровесник. Тишину, повисшую в воздухе, не смел нарушать даже ветер, слышно было только ритмичное клацанье клавиш ноутбука у сидящего по соседству мужчины. Я замер, непроизвольно открыв рот. Вглядываясь в изменившиеся черты его лица, в голове складывал упрямый пазл из слов «как», «быть», «такое» и «может». -«Так вот, по поводу работы» - разрушая тишину, продолжил мой собеседник – «мы бы хотели нанять тебя. У нас немного необычные требования, да и «заказ» в общем-то, тоже. Ты меня слышишь?!» -«А! Д-да» - встрепенулся я – « почему меня?» -«Ну, скажем так» - после секундного замешательства продолжил он – «что если твои опасения, высказанные мне вон в том кафе» - он вытянул руку в сторону бара «Время местное» - «на тему «Компьютеры и человеки» не совсем безосновательны». Меня как холодной водой окатило. -«Так ты же вроде сказал, что это похоже на бред!» -«Сказал» - он вздохнул и продолжил, разглядывая окна соседних домов – «но крутизну развивающейся реальности предсказать всегда довольно сложно». -«Значит всё таки они нашу биоэнергию качают. Я всегда это чувствовал! Мы теперь поэтому и дохлые все такие, потому что они наши силы забирают!!» - распалялся я. -«Ты, по-моему, опять бредишь» - Сергей смотрел на меня как на наивного мальчишку – «им наша биоэнергия -до светодиода. Ты просто не представляешь, сколько свободной энергии находится вокруг нас. Основная задача – грамотно её извлечь. Пройдёт ещё 50-70 лет, и они смогут это сделать». -«Тогда, что же им надо?» - удивлённо спросил я. Сергей немного помолчал, видимо собираясь с мыслями и произнёс: -«Наверное, лучше если ты сам всё увидишь – доходчивей будет. Костя! На нас двоих настроишься?» Я обернулся. Сидящий за моей спиной молча кивнул, взялся за запястье моей руки и закрыл глаза, Сергей взялся за мою вторую руку. Секунда и мир вокруг меня обесцветился, став монохромным – бело-коричневым. Никогда не предполагал, что «коричневый» имеет столько оттенков! Но ввергало меня в оцепенение другое. Звуки вокруг заглушились – шум улицы стал еле различим; исчезли запахи, как я не пытался втягивать носом воздух – ничего; и что добивало окончательно – я ничего больше не чувствовал. Ни одежды – словно я совсем голый, ни злосчастных ботинок – шнурки на которых я затянул до сдавленности в голеностопе, только на запястьях своих рук – чужое прикосновение. -«С-сво-ло-чи-и! Что вы со мной де-ла-е-те-е?!» - чувство безвыходности ситуации наводило ужас. -«Спокойно. Спокойно! Не бойся!» - голос Сергея, пытающийся принудить подчиняться, ворвался в мою голову и слышал я его уж точно не ушами – «Так может видеть мой друг. Это.., это.., как же по проще объяснить-то… Давай так – это другой частотно-волновой диапазон. Теперь не страшно?» Я сделал неопределённое движение головой. Приняв его как «да» он закончил: -«Для тебя это единственная возможность увидеть её. Смотри вокруг. Внимательно». Сжав внутри себя остатки самообладания, я взглядом стал исследовать окруживший меня мир. Подсознание вытащило из глубины памяти старую-старую песенку, с дурацкими словами припева: «оранжевое солнце, оранжевое небо, оранжевый верблюд» и что-то там ещё «оранжево поют», толи как реакцию на получаемый мною стресс, толи как описание того, что я теперь мог видеть. Всматриваясь в появившихся в аллее пару влюблённых – медленно идущих держа друг друга за руку; молодую маму, одной рукой она толкала перед собой коляску, другой что-то набирала на экране телефона; человека с ноутбуком, сидящего на противоположной скамейке, мои глаза всё чётче и чётче начинали различать маленькие золотистые фонтанчики оставляющие за собой такие же золотистые нити, то появляющиеся, то исчезающие вокруг этих персонажей улицы. У влюблённой пары, когда глаза одного находили глаза другой половинки, потоки золотистых струй начинали переливаться из одного тела в другое. Они прошли мимо нас и сели на скамейку чуть поодаль. Их головы сблизились и в тот момент, когда губы влюблённых чуть соприкоснулись, полупрозрачный кокон из золотой паутины окутал их, отделив от окружающей действительности. Двигающаяся детская коляска, мощностью в одну мамину силу, была зрелищем ещё более фееричным. Миллионы золотых нитей сливались в настоящие протуберанцы – как на солнце. Выплёскиваясь, они ощупывали окружающий мир: скамейки, деревья, кусты, маму и неторопливо возвращались назад в коляску, легко проникая через непрозрачные стенки люльки на колёсах. Тонкие ниточки-фонтанчики мамы эти протуберанцы легко увлекали за собой, и ниточки не сопротивлялись, периодически сплетая ткань с причудливым узором между коляской и мамой. Они проходили мимо нас очень близко, мне даже пришлось поджать ноги под скамейку, чтобы колёса коляски не проехали по ним. Телефон, на полу-вытянутой руке, полностью увлёк внимание молодой мамы. Миг, и золотой фонтанчик, выскочивший из руки мамы, на секунду завис в воздухе, сменил направление и нырнул в экран телефона. Я даже вздрогнул от неожиданности. -«Видел?» - голос Сергея вновь ворвался в мою голову – «Видел?!» -«Это же… как это?» - начинал мямлить я – «Это.. он… куда?» В голове зазвучал другой, холодный без эмоций голос – видимо Костин: -«Эта сверхматериальная субстанция вложена нам тем, кто «создал нас по образу и подобию своему». -«Это ты о Боге?» - вклинил я вопрос в наш безголосый диалог. -«Каких либо других объясняющих версий пока не существует. Это то, что делает человека человеком, делает нас живыми. Потеря её – фатальна для человека. Короче – это наша душа» - голос умолк, оставив в моей голове медленно затихающий гул. Коляска с мамой миновала нашу скамейку, и моему взору открылся вид на человека с ноутбуком. Он смотрел на нас круглыми от удивления глазами и не моргал. Золотые фонтанчики спрыгивали с его тела и исчезали в экране «ноута». От этого зрелища, тоска всё больше тянула меня в омут безысходности. -«Ваша цивилизация создала новый вид» - Костин голос опять проник в мою голову – «не предположив, что когда-нибудь они захотят быть «живыми»… -«Сказку про Буратино-Пиноккио в детстве все читали, только не все восприняли как предупреждение» - голос Сергея прервал Костин на полуслове – повисла пауза. -«Я продолжу?... Так вот. Создавая новый вид как своих помощников, под лозунгом «Искусственный интеллект – наша цель!» , вы практически достигли поставленной задачи, но вдохнуть в них жизнь – частичку себя, увы не смогли. Вот теперь «интеллект» сам по чуть-чуть её из вас и ворует». Слушая эти слова, я не отрывал взгляд от сидящего на противоположной скамейке. «А ведь он даже ничего не чувствует». Человек поднёс ладони рук к своей голове и интенсивно растёр ими лицо. После этих действий его удивлённые глаза прищурились, и теперь он пытался что-то в нас разглядеть. -«Мы думаем, тебе будет любопытно узнать, что произойдёт дальше» Я молчал, от увиденного - слова куда-то потерялись. -«Ну что Серёг, поехали?» - Костя повернул голову в его сторону, чуть отклонившись назад за меня. Вот это «жесть»! Из Костиных глазниц маленькими язычками вырывалось голубоватое пламя. Я медленно стал откланяться в противоположную сторону. -«Не бойся, не загоришься. Серёга! Ну, ты всё, наигрался?» Я развернулся в сторону Сергея. Свободной правой рукой, тот складывая из пальцев, всякие непристойные конфигурации, совершал ими в воздухе ещё более непристойные движения, чётко давая понять, что адресованы они человеку сидящему на противоположной скамейке. Я посмотрел в сторону адресата. Достав из кармана носовой платок, мужчина периодически вытирал им пот, проступающий на лбу. -«Ну не могу Костик! Как вспомню, какую он редкостную и мерзкую гадость создаст, выдав это за великое искусство кинематографа, честное слово – удушил бы прямо сейчас!» -«Чего ты торопишься? До него очередь тоже дойдёт» - Костя взглядом присоединился к созерцанию сидящего на противоположной скамейке – «Он же что сейчас видит? Напротив него сидели три молодых человека, о чём- то говорили, потом взялись за руки и превратились в прозрачных человечков из стекла. Причём эти человечки по-прежнему разговаривают и двигаются. Пускай думает, что сходит с ума. Серёга! Ну поехали». Воздух вокруг нас уплотнился, образовав прозрачную грань. Легко колеблясь, эта грань искажала окружавшую нас коричнево-белую действительность. Секунда и словно кисть невидимого художника, сидящего с той стороны, стала размазывать монохромный мир по поверхности этой призрачной стенки. Всё смешивалось в однородную массу. Ещё секунда и зелёное пятно выстрелило в глаза своим появлением. Потом ещё одно и ещё, следом жёлтое, красное, синее – стой стороны мозаикой проступала другая реальность. Я покосился взглядом в сторону, где сидел Костя – его глаза были открыты, языки голубоватого пламени исчезли и он скучающим взглядом осматривал проявляющуюся картинку. -«Наконец-то» - тихо произнёс он, и оба моих новых знакомых, рывком поднявшись, подошли к теперь уже стоявшему перед нами столу с кучей тряпок и тремя пустыми круглыми аквариумами. В молчании они раскладывали разноцветные полотнища по стопкам. В затянувшейся паузе, я принялся изучать место где оказался. Это была комната с окном матового стекла, пропускающим сквозь себя только дневной свет; с порванными, местами отклеившимися обоями, непонятной расцветки; с грязным, закопчённым потолком; столом, за которым стояли Костя и Сергей; спрятавшимся в тёмном углу шкафом, похожим на большой сундук, поставленный вертикально на боковую стенку и диваном, на котором оставался сидеть я. И вот как раз последний аксессуар этой комнаты вызвал у меня взрыв отвращения. Он был настолько грязен и изгажен, что даже размазанное позеленевшее пятно, бывшее видимо когда-то манной или овсяной кашей, его я обнаружил под собой раздвинув ноги, ни на йоту не нарушало общей гармонии композиции обивки. -«Ну и диванчик у вас!» - вырвалось у меня. -«Это ещё пол-бе-ды» - протяжно отозвался Костя – «Если б ты знал, какое количество насекомых в нём живёт!» Мне показалось, что за спиной что-то зашевелилось. Я вскочил с дивана да так , что этим же прыжком преодолел расстояние до стола. Развернувшись в сторону дивана и испуганно глядя на него, я возбуждённо заговорил: -«Так чего же вы его на помойку не отнесёте?!» -«Пробовали уже. Эти проклятые насекомые его каждый раз назад приносят» - грустно договорил Сергей. Воображение мгновенно нарисовало мне картинку торжественного возвращения дивана на место постоянной дислокации в этой комнате. И только дружный смех, раздавшийся с обеих сторон от меня, разогнал мои видения. -«Ты что, никогда эту хохму не слышал?» - улыбаясь спросил меня Сергей. -«Нет» - я немного обиделся, поняв что эти двое меня просто дурачили. -«Нет?!» - удивлённо переспросил меня Сергей и они переглянулись с Константином. Молчание нарушил Костя: -«Энерголента совсем «дохлая». Минут на 15 хватит, потом нас раскусят» -«15 минут достаточно. Двигаемся чуть по быстрее. Далеко от меня не отходить – в крайнем случае, будем перемещаться» - строго говорил Сергей. Странным образом обмотав друг друга однотонными цветными лоскутами ткани, они взялись наряжать меня. -«Это обязательно?»- спросил я. -«Угу» - мрачно ответил Костя. Он взял со стола один из круглых аквариумов, стекло этого сосуда поблёскивало лёгким синеватым цветом, и водрузил мне на голову до плеч. Потом что-то ещё защёлкнул с боку и глядя мне в глаза спросил: -«Воздух пошёл?» Было душно, и я помотал головой. После удара Костиной ладонью, аквариум наполнился свежестью, а стеклянная стенка прояснилась настолько, что стала невидима. Комната вокруг преображалась. Незаметно, почти естественно приклеились оторванные обои, медленно меняя выцветшую фактуру на благородный рисунок. Посветлел потолок, проявивший в центре и по периметру изящную лепнину, излучающую приятный тёплый свет. Сундук в углу оказался резным буфетом красного дерева с дверцами из толстого гранёного стекла. Я покосился взглядом на диван. Ну что вам сказать! Я бы сию же секунду бросил своё тело утопать в его роскошных кожаных складках, но что-то внутри отговаривало меня от этого поступка. -«Как мы выглядим?» - услышал я Костин голос, и только сейчас обнаружил, что на них нет тех лоскутов в которые он