Даришь книги, ведëшь улыбаться солнцу. Даже книги обложка – узор с цветами. Я всегда остаюсь, я всегда возвращаюсь. Ароматом черëмухи, трелью звонкой соловья над рекой городского парка оживаю всегда, возвращаюсь вечно. Собираю слова, вдохновляясь небом. Выбираю слова, прикасаясь к пальцам – тëплым, длинным, изящным, твоим и крепким. Прикоснуться к тебе – улыбнуться жизни. Прикоснуться к тебе, и страницы книги – книги жизни моей – развернутся снова. Белизной незапятнанной развернутся. Ароматом черëмухи, трелью звонкой по весне забываются все печали. Посмотреть и уйти. Посмотреть на солнце: если знать, как смотреть – не сжигает. И дрожащие капли в листве каштана отражают сияние многогранно… Пусть меня разжигает весенний ветер! Пусть пронзает насквозь, омывая раны! Этот пульс возрождения – безначальный. Он быстрее и ярче любых мгновений. Я бесстрастно смотрю: погибает Время. Он уходит из жизни моей – навечно, и пришёл нежеланным, нежданным гостем. Я бесстрастно смотрю – выпускаю. В измерении вечности всё иначе: я к плечу твоему прислонюсь спокойно. В измерении вечности я – Источник. Я всегда остаюсь, я всегда возвращаюсь.

Переплетение ветвей и небеса, настолько серые, что в них не разглядеть непреходящее – оттенки синевы и то, что называют твердь. Твердь Мироздания. С земли и до небес проникновенное, незыблемое, то, что называют здесь потоками ветров, но это есть. Бывает боль, что свету солнца я не рад. Бывает так, что легче видеть темноту. Успокоительна под бледной кожей век. Успокоительна, и так идёт лицу. Бывает так, что мне не хочется смотреть на этот мир и слышать жизней пульс. Случись со мной апатия, и я не возвращусь… Пусть восприятие кричит, что это – миф: не может Вечность умереть, не доказав, что всё же есть за пеленою синева, что можно легче жить, и легче – даже здесь. Что преходящему подвластен человек, а мне сдаваться – Равновесие терять… А мне сдаваться – Равновесие терять… И потерять его – утратить всё, что есть. Всё Мироздание – а нужно ли оно? А нужен я – убийца радужных надежд на то, что «время новое» пришло? «Ты нужен здесь. Ты нужен весь: не оболочкой без души. Ты нужен здесь в несовершенстве, красоте. Ты нужен мне, нужны слова твоих стихов. Всё Мироздание – а нужно ли оно? Всё Мироздание пусть рушится, но ты…» А мне сдаваться – Равновесие терять. Случись апатия, я, Вечный, поднимусь. Всё Мироздание – а нужно ли оно, когда я слышу только твой – любимый – пульс.

Краснеет дикий виноград, и этот цвет не раздражает взгляд, и осень – время жить. Краснеет дикий виноград… И жизнь во мне не отвергает листопад, но мне упасть – уйти в ничто – не предстоит, и я смотрю на бездну бездн, и мне тепло, когда в груди холодный ветер, дым костров. Таков огонь, что закалён в глубинах тех, где был один, но одиночество моё теперь вдали. Огонь и лёд слились в одно, и холодят мои слова, и режут плоть, но для тебя мечом, щитом, огнём глубин – бессмертной стать. Краснеет дикий виноград. Его листва не выцветает под дождём. Мои цвета – от белой кожи до струящейся крови́. Я в бездне бездн средь стылых стен нашла клинок. Он был моим, всегда моим под слоем тьмы, но вот серебряной луной сверкает вновь – бесстрастной силой поразить и остротой, но для тебя – лишь для тебя – оставлю страсть. И пусть глаза мои сродни тому клинку… Краснеет дикий виноград… Ты знаешь, я не упаду.

И если счастье есть, то вот оно, в полях нехоженых и диких. Но мы шагнули в них, и ветер нам поёт, и волосы мои короткие вихрятся, и платье в цвет небес прохладой развевается, а плечи наши жгут июльские лучи. Мы видим горизонт, но всё равно в поля шагнули бы вдвоём, его не видя. И если счастье есть, то вот оно для нас – свобода, небеса, приволье, песни ветра, и линии лесов, и домик наш, куда мы можем возвратиться.

Не опутанный страхом, не ослабленный смертью наступившей, минувшей, грядущей, грозящей, я ступаю во мрак – неизбежно бессмертный. Я иду за тобой в летний сумрак манящий. Август запахом трав окрыляет и дарит даже песню сверчка, дарит звëзды ромашек. На окраине города – мир волшебства. На окраине города, как на границе, выхожу из темницы кошмарного сна, чтобы воздухом чистым напиться. Ты позвал меня в сумерки – мир показать. Мир притихший, свободный, почти безграничный. Я узнал этот мир, я бывал в нём не раз. То, что было «почти», то раскрылось навечно. Вот исчезла черта – я ступаю во мрак, я из мрака вернусь – неизбежно бессмертный.