И когда из стен прежде великих храмов выпадут камни, А небеса над моей головой сожмутся до кванта вдруг, Последняя черная стая покинет пределы отвесных гор, Я возвращусь в исходную точку, бесценный мой друг. Ты где-то есть и, должно быть, вдыхаешь тот же простор, Приходишь домой, листаешь газету, хлопаешь ставнями. Кайлас все на том же месте, но снег на его вершине Уже никогда не стает. Какие-то шестеренки Приводят планету в движение, сбрасывают балласт. Я в тысячный раз извлекаю из лампы злобного джинна молча и тонко. Больше не страшно. Я – первый свой шаг. Я даже Пегас. Мной столько написано фраз, они сложены о мужчине, Что видит всегда насквозь. Не отвернется и не предаст. Я не прощаясь покину город и наскоро сяду в поезд, Он повезет меня дальше и дальше змеями тонких шпал. Я воскрешу истерзанные картины, закончу повесть. Без твоих истин мне этот предметный мир стал бы неоспоримо мал, Как коридоры съемных, душных, полупустых квартир. Так становишься понят, понимаешь: вот омут, а вот – вокзал, Здесь - властвуют звезды, а тут - мили ведут к свободе. Спасибо, что был со мной ты четыре безумных года, Потому что мне стала б могилой эта земная твердь, Потому что имею привычку прыгать с разбегу в воду. Пожалуйста, обещай мне, что не покинешь и впредь.

Не прощаемся, нет. Октябрьская повесть безжалостна к нам, строга. Тихо стелется бремя, качаясь в оранжевой люле. Злее и ниже тучи. Ластятся к хате охровые стога. Дремлет ягодный морс в поржавевшей кастрюле. На белом блюде - клюква и орех, крупча́тый мед. Туман в окне. Усталый сад плечом поводит робко. Тоска и синь, и кроток свет, и взгляд не переймет. Катит ветер задорно корзину для яблок по тропке. Ни следа от былого, ни шрамов мгновенье назад. Труднее всего подбирать слова и совершать шаги. А время идет вперед - печальный, больной старик. Темнеют гнезда, кинутые стаей, на тополях вдали. Знаю лишь то, что Ты никогда не пришел бы сам, Как и не было счета смертям бесконечным моим. Кругом только лес, только лес. Край бесконечен - До лучших дней тепло свое для нас приберегает. И мчать, и мчать проселками, полями, берегами, Вдруг на степном ветру упасть в траву стыдливо. Повсюду грусть и скорбь, и сплин невыносимый. Октябрь мне кажется борьбой. Слепой и вечной. Но позже закончится осень, изменится ход планет. Кто-то сверху покрошит серебряный плотный снег. Старые швы затянутся, беды начнут себя изживать. Мир понесет дальше и дальше порогами диких рек. И будет, кого любить, будет, конечно, о чем сказать, Ведь я без Тебя - сирота. Мы не прощаемся, нет.

То ли тяжесть прожитых лет, то ли поздняя осень. Жмутся друг к другу избы в самом конце деревни. Мрачен и скуп мой дом. Ряды облысевших деревьев Утратили связь с началом – сменили декор и цвет. Каждая капля дождя видится небу последней. Стоит уснуть, стоит уснуть и забыть о боли, о быстротечности слов и вёсен, Душа полетит на российский юг, в черные земли, Где меня не забыли. Не прокляли. Не раскололи. Этот край сожмет меня до нуля, до одной строки. Выстрочит звездной пылью на угольном барельефе. Вспомню врагов и: «Еще не подохла, худая дева?» Я задаю Вам немой вопрос: Как же мне… вопреки? Что-то стряслось, но уже не забудется. Не остынут Шесть переездов. Баулы. Вагоны, забитые к ночи. А впрочем, Вскрытые и прочитанные чужими, Не поросли быльем письма с обшарпанной почты. В бренный мой мир всмотри́тесь, в годы мои пустые, Скелетами динозавров в темной промерзшей почве Выходят в конце стихов тире и три узловые точки и чёрт бы с ними. То ли тяжесть прожитых лет, то ли поздняя осень. Словно плитой могильной продавлена моя грудь. Всё вернется к истокам, останется четкий след И что-то случится после. Укутает в теплый плед. Ляжет судьбой на плечи. Скажите же что-нибудь и станет мне сразу легче…

Не говорите мне, Что эта встреча, Эта странная, странная встреча Первая и последняя в наших жизнях. Закройте глаза. Представьте, Как мы крутимся в механизме Большого взрыва. В спирали предвечного. После долгого перерыва Начинаем жить с нулевого радиуса. В туманности Андромеды. Или ближе - за голубым Полярисом У полюса Мира. Мы обязательно там родимся. Прольемся, Примчимся, Приедем, Мы окажемся там, даже если Нам придется отчаянно дезертировать. Станут спрашивать местные: «Кем вы сюда перЕсланы?» Лично я промолчу, потому что мы Не случайные пассажиры, Не кто-то, не где-то, Взявшие по билету На рейс из сырой зимы В жаркое лето. О, это будет прекрасный край! Вопреки всему, Мы спрячемся в нем от проклятых времен, От пустых имен. Представьте край, где нет никаких дилемм, Гнетущих тревог, Заблудившихся стай, Трудных дорог. Представьте на миг, на день, на год, Как две Луны тревожат небесный свод. Представьте волшебные полнолуния. Исконный свет. Я выберу Вас внезапно как оберЕг. Как амулет. Вывернусь наизнанку. Умирая, рождаясь, рождаясь и умирая, Проходя с почти неподъемным трудом Эпохи, Войны, Пожары, Станции, Я найду новый Ваш дом. Выстрою на своем пути Каким-нибудь умным, секретным способом. Постучусь спозаранку, Вы откроете, скажете: «Вас помню по прошлой реинкарнации.» А потом Укажете пальцем на точку в Космосе, Псину смешную к забору привяжете И позволите мне войти.

Арктика. Мерзлота. Северная земля, не видевшая ни сражения. Смотришь на синий лед, потому что в нем то, что меняет в раз. Зрачки, вбирая в себя пространство, включают воображение И отражают затерянный древний мир, шершавых китов и нас. Помню, В одной из Вселенных много веков назад стою я в бессилии и Чувствую, как корабль качается от белух, что яро идут под ним. В тысячах миль от Твоих чудес, дальше краснеющих ватерлиний, В тысячах миль от степных дорог я также пишу Тебе: «Сохрани». Белая чайка камнем упала в бездну воды. Арктика словно мать Нежно ее укачала. Я не хочу ветров. Пронзительных и в затылок. Не излечило небо, не затянулось тризной, не помогло восстать. Ты слепил половину меня, и та половина мне послужила тылом. Я Тебя умоляю, пожалуйста, не исчезай, не уходи, пожалуйста. У меня не бывает насущней дел и даже нет интересней мыслей, Как рассуждать о том, кто Ты и почему. Как пережил пожарища. Как я пришла к Тебе, словно в храм. Сколько прожил Ты жизней. Что я изувечила и расстроила, Ты воздвиг в самый морозный год. Погляди, я была раздавлена, как дурак, в трюмах своих, темницах. Ты уверял: всё пройдет и затихнет. Ты научил меня строить плот. И отплевались волны. Айсберги. Континенты. Даже чужие лица. Близко к полюсу нашей Земли, где обостряется происходящее, Вспоминаю полуфизически как жить, говорить, открывать окно. Белую чайку, еще живую, где-то пропавшую, в чем-то пропащую. Невозможно постичь абсолютное, но Ты мне открыл его….