Мерно вертится жизнь, умножая круги, Я сижу на краю карусели; Очертив сонм орбит, время шепчет "беги, Уж на треть твои сны постарели..." Потускневшая нить карусельных огней Освещает полдюйма от ночи; Мы ведь можем сбежать, устремиться за ней, Бросив эту размеренность... Хочешь? Ведь мятежной душой ты безумец, как я, - Мир открыт нам, но нами не познан; Мы могли бы распить сладкий хмель бытия, Говорить о Луне и о звездах... Звезды, старясь, срываются с выси родной И серебряным звоном пророчат: Где-то там, в тонкой мгле, над бесстрастной юлой, Дремлет путь, словно сказка, молочный... А моя карусель все плывет в никуда, Повторяя себя многократно; Где-то тают мечты, где-то ждут города; Сердце жаждет разбить свои латы... Как и прежде, круги нам сценарий куют, И размеренность судьбами вертит; В нас же кротости нет. Мы стоим на краю Бегства к жизни из царствия смерти.

Над пучиной, на выступах скал, Млела хищная стая сирен: Лунный свет их фигуры ласкал Сквозь прозрачного сумрака плен. Словно мед, голоса их лились, Завлекая на смерть корабли; Грели звезды безмолвную высь И кого-то в ночи берегли... Целясь чей-то рассудок обвить, Был блажен плотоядный напев, И терялась жемчужная нить В волосах самой юной из дев: К ней упрямо вздымалась волна, К белой коже стремя поцелуй, Разбиваясь, от песен хмельна, Об орнаменты жестких чешуй; И игрались седые ветра С тусклым золотом рыжих кудрей; Чужеродной печалью мудра, Лита - пленница мглистых морей... И туман, непроглядно густой, Мерно кутая дьявольский хор, Не затронул своей пеленой Лишь ее неприкаянный взор... Милосердие, голод и медь Серебрились в холодной крови; Ей не к роли усопших жалеть Ей не в пору мечтать о любви... Сестры пели под полной Луной И суда к верной смерти вели; Только грезилось Лите порой Не губить, а спасать корабли... Но судьбой до прощального дня Предназначено деве младой Вечно спать, свои сны хороня, Вечно быть чьей-то верной бедой... Лунный свет к Лите в сердце спадал, Ночь в заре растворяла свой плен. Волны схлынули с выступов скал, Унося очертанья сирен...

Утонченного ветра мелодии Носят осени бледный фантом, Что аккордами черной смородины К заблудившимся душам влеком. И тоски привидения млечные Незаметно сочатся меж строк; В кухне, обнятой ласковым вечером, Остывает румяный пирог. Запах солнца блуждает по улицам, Волшебством веет липовый чай, Где мечтанья задумчиво кружатся, Поцелуи ловя через край. Наливаются спелостью яблоки, Пробуждается пряный мороз, Бархат неба становится патокой В невесомости сахарных звезд... И в карманах пальто разноцветного, Что покинуло сумрачный шкаф, Я укрою желанья заветные, Их когда-то Луне загадав... И виденья мои карамельные Бродят в сердце, надежду даря; Мелодичных ветров дуновения Возвещают приход сентября.

В неоновых вспышках ночного квартала, Среди верениц расписных фонарей, Горящих карминным и призрачным жаром, Мелькали чешуи крылатых зверей. У бара в тени притаился китаец, О чем-то с колдуньей искусной шепчась, Способной, по слухам, в причудливый танец Пустить россыпь звезд, вскинув бледную пясть. А рядом, обступлен галдящей толпою, Обуздывал пламя бесстрашный жонглер - И хищные искры изменчивым роем Чертили во тьме раскаленный узор; Торговка смотрела агатовым взглядом, На старой телеге расставив товар - Мерцали флаконы, снабженные ядом, И сонм амулетов с остатками чар; И лились потоки тончайших мелодий, Вплетенные в шум заклинателем змей, И кобры, поддавшись внезапной дремоте, Склонялись, озерных кувшинок плавней... В шелка облаченные юные девы Плясали, раскрыв пред собой веера, Расшитые златом закатного неба И сумрачной магией вещего сна; Вкруг них возникали эфирные духи, Порой обращаясь в туманных лисиц - Они оставались к приветствиям глухи, Скрывая под масками дымчатость лиц... И, сдавшись драконам желаний минутных, Ночь пряным весельем была прожжена, А в пепельном небе - тяжелом и мутном, Царя над кварталом, пылала Луна.

Под гомон ветра вольный океан Бросает волны на скалистый берег, И водорослей касается туман, Как будто сброшенных зеленоватых серег. Миражная расплывчатая даль, Впитавшая рассветы и закаты, Порой кротка, сверкая, как хрусталь, Порой волненьем яростным объята. И песню ликования прибой Поет, рождая брызг соленых стайки; Над этой песней, вечной и седой, Кружатся необузданные чайки.