Millions of lives are conquered each year, Yearning to take one more breath. Thunderous order with eyes full of tears Is what we call Angel of Death. My dream is about being an angel Echoing all of the dead. Woe and despair are chilling my heart, I’m looking at mother and dad. “Linger awhile,” the Voice softens pain. “Look!” as the Light shines on me, “Cherish!” as parents are suddenly young. On God, they are finally free! Morning arrives, I wake up tomorrow. Eternity. Memory. Sorrow.

Early in the morning When the Sunrise starts to climb, Do I wake up, mourning Good old days from outer time. Memories are fading. I’m afraid. I’m going crazy. Mind is moving faster. But it’s April, so… amazing? Sun is high. I’m sober. Who is that? Looks like a monk. ''summer’s almost over'' Shadow whispers. I feel drunk. – Who are you? – your mirror. – Are you evil? – bruh. for real? – Then what are you? – i’m everything you’ll ever know and feel. – Life is getting dark. My Sun will set. It’s hard to bear. Maybe that’s the reason.. – stop. – But why? – look over there. As both of us have just looked up, The sky is turning Dark. It’s getting cold. I’m scared. I’m cold. But… What’s up there? A spark? All my Stars Are revealed by Night. I know it’s Light. The Light. – it ain’t no sunshine, huh? – Shut up. – pick up. – Pick up? – your balls. – You’re such a dick. But.. thanks. – don’t bother. thank me when time falls. – When what? – time falls. space falls. snow falls. – All falls. Okay. Why Snow? – what time is now? – Forever? – huh? you’re suddenly wise? – No. – alright. good answer. now you listen. learn my words by heart. i wrestle not against your rot, but rats who stain His art. – Whose art? – you know. – What rats? – just rats. – And.. – no. just call me john. – My.. – arnas is your name. – But how? – remember what you own. – my name? – your mind’s a temple. – … – good. just sit there on a throne. Yesterday my mind was rivers. Now it’s just a drop. Slowed to calmness, freed from shivers. Now I need to stop. Time is gone. I’m out of touch. Space is just a jam. I wander down and see a boy. – Who are you? – John, I Am.

Город. Вечереет, Холодеет, но всё греют Тишина и звук молчанья, От которых всё немеет. Жизнь тут хороша, Вон там плоха, А нынче вовсе непонятна. Шептуны ликуют, Закрывая двери безвозвратно. А Господь там плачет, Наблюдая за детьми; Просит всех стать сильным духом, Чтоб остались мы людьми. Дьявол был когда-то добрым; Джины жили, не вредя; Духи были благосклонны; Древо жизни – красота! Но в один момент тягчайший, Сердце главного из тьмы Усомнилось в правде вечной. И с тех пор страдаем мы. Нам не долго жить осталось, У истории есть конец. Доброту не исчерпайте, А не то нам всем… не поздоровится.

In the world full of inhumans Nothing peaceful breathes free. In the head that full of trash No appeasement found by me. Light is fighting with the darkness Round by round all night around. No result until the moment Mankind breaks free and wins the round. Born to live or born to die? Born to set or stop the fire? The unexamined unworthy life Can only set and gain the fire… No one knows what would be right While the choice is waiting. This is why when it comes to it We are always devastating. So badly tired of looking at the chaos I have unluckily become a part of. It burns the soul and hurts so much, Making me switch my heart off. The only way to live and prosper Which is hidden deep behind Is called a flame of purest good. Enhanced it saves you and your mind. P.s.: В далёком 2017-ом в АУЦА нас попросили написать эссе на тему “The unexamined life is not worth living”, причём дали на всё про всё не больше часа, а в конце каждый должен был зачитать свой труд вслух. Как же долго длился этот час, Вы не представляете. Тишина. В небольшой аудитории, освещаемой энергосберегающими офисными лампами, царит тишина. Абсолютной ей мешают стать карандаши да настенные часы — всё, что издают хоть какие-то звуки. Преподаватель в это время неустанно проводит глазами, казалось бы, каждого студента, попутно шагая в своей неспешной манере. С каждой минутой количество слышимых зачеркиваний постепенно увеличивается. Идёт, кстати говоря, уже тридцатая из шестидесяти. Я смотрю на свой лист бумаги и не годую — почему до сих пор пусто? Но вдруг загорается лампочка — а что если я напишу эссе в стихотворной форме? Нонсенс! Закидают помидорами! Чересчур своевольничать — это рисковать успехом, но, с другой стороны, все мы знаем, кто не пьёт шампанское. Как быть? Целых полчаса мозг отказывался выдавать хоть что-нибудь удобоваримое, но при малейшем упоминании стиха, а точнее авантюры с ним, внезапно начинает кокетничать. Надо решать, пока настенные часы не стали тикать ещё громче. Белизна бумаги, лежащей предо мной, начинает ослеплять, а секундная стрелка всё никак не умолкает. И тут, как Мэтт в шестой серии четвёртого сезона Сорвиголовы, я мысленно проговариваю: «Fuck it». В голове молниеносно начинают происходить вычислительные процессы а-ля Алан из квартета играет в блэкджек. Карандаш же, словно окаянный, становится самым громким среди своих коллег. Немного погодя и вдохновение нахлынивает, превращая весь процесс в сплошное удовольствие. Глазом моргнуть не успел, как была поставлена финальная точка. Что это было? Я снова в сознании. Быстро устремляю взор на те самые часы — показывают будущее. Оглядываюсь по сторонам и вижу, что некоторые студенты уже уселись отдыхать, дожидаясь шестидесятой минуты, пока другие, под гнётом секундной стрелки, не дают покой карандашам. Но что там со стихом? Принимаюсь читать строку за строкой, вбирая смысл каждой буквы и знака препинания. Читаю внимательно, внимательно прочёл. М-хм. Ну и бред! Такое нельзя никому показывать! Но времени на роспись нормального эссе теперь точно не хватит, так что остается теперь мирно ждать окончания часа, зачитывания студентами своих эссе и, что самое страшное, моей очереди. Час оканчивается, студенты зачитывают свои эссе и приходит моя очередь. Начинаю. Заканчиваю. Жду осуждения. Все начинают аплодировать сидя. Что, простите? Внешность моя сияет благодарностью, но внутри меня главенствует шок. Какова же мораль этого непростительно длинного постскриптума? Это, дорогой читатель, решать уже Вам. На то Вы и чтец.

Мерцают огни на небесном склоне, Аббатствуя сердце, что заключено во мне; Холодное тепло, рождаясь в их короне, Доносится волной на невидимой струне. “И грянет гром!”, – вдруг слышу отовсюду; Смиренный глас сияет, прочь отгоняя тьму. Краса огней стилает невообразимым чудом Оковы небосвода. Вернётся всё к Нему. * Раскинулись полотна иного сновиденья: Оазис средь пустыни. Образовался с ним Янтарный дом владельца, который улыбаясь В темницы приглашает спуститься нам двоим. Идя среди реликвий из прошлого столь робкого, Тревожусь, сердцем зная, что ждет нас темнота. Сдвиг двери. Хлад в тумане. Стеклянная коробка. Я вижу обозлённого рогатого черта. * Ведь очарован я Раем, что светит свысока; Млечной силой её, бесконечной загадкой. И позабыв о себе, устремив взгляд наверх, Распеваю – земные страданья все кратки.