На меня смотрели сотни портретов со стен, В них было мало, нужного мне, волшебства, Но портрет королевы, словно сотня рентген, Глазами пронзал. Не знал, что она мертва. Седые кольца блестели в её волосах, Как погибший клад на морском песчаном дне, И, может быть, я не разбираюсь в чудесах, Но она чудесна. Я бы наедине Рассказал ей все проблемы. Из своей груди Вынул бы боль, тоскливость, обиды. Во рту Высохло бы, но я бы обронил: «Подожди, Выпью глоток мартини и начистоту Поговорим о том, как поданные любят Тебя, о грязных сплетнях за твоей спиной» Она бы растянула тоненькие губы И рассказала бы, как гордиться страной, Что её королевство нежно ко всем чужим, Что её королевство – вершина блаженств, Зря я там не был, а то бы влюбился и жил. А потом бы сделала королевский жест. «Ты была у штурвала почти семьдесят лет, Ты, выросший в Букингемском дворце, герой, Ты сохранила страну и суверенитет. Как жаль, что я не король и не был с тобой». У меня от беседы закипела бы кровь, А ты бы по-младенчески корчила рот, Я бы расписался на карточке для метро И тебе подарил. Королевский блокнот И Висконти Риппл достала бы ты из ларца, Изящным почерком написала бы мне Номер телефона, подпись «пиши мне в вотсап, Обсудим беды в твоей и моей стране». Десятки людей в музее крутят у виска Пальцами, полтора часа смотрю в глаза Королеве, они не пытаются искать В портретах друзей и что-нибудь им сказать. А я не могу замочалить мысли во рту, Вижу родную душу и говорю с ней, И пусть язык капризен и ядовит, как ртуть, Но не жалеть потом, что говорил – главней. Я понимал, что мне более, чем повезло, Давно не испытывал такого родства, Её портрет отдавал мне покой и тепло, Улыбкой бодрил. Не знал, что она мертва.

Я, как Джанки, хожу по тёмной комнате, Перебирая откровенья и тайны, Бывало ли с вами такое, вспомните, Не хочется, но мысли лезут случайным Потоком, и вы щепетильно-тщательно Наряжаете их в серьёзный порядок, Думаете, получилось, блистательно! Но через три минуты снова распадок, Побег в беспорядочный мыслемусорник, В голове не мозги, а сладкая вата, И вы уже её заложник, мученик, Кусок заводского полуфабриката. Комната проплакана и прокурена, Вы плаваете, как дым, в воздухе пьяном, Тянет наполнится литературами, Растворится в миноре фортепианном. А через минуту «хлоп!» И хоть вешайся, Как будто любовищей смертельно ранен, Будто ангелочки в голове тешатся, Не жалея своих писклявых гортаней. Сяду в угол, включу «Жамэ» Вертинского, Возьму с пола пальто, завернусь поглубже, Выключу свет, налью вина грузинского, И буду думать, что никому не нужен. Может быть в Африке или в Австралии Я найду спокойное тихое место, Где сбегут от меня все аномалии И я перестану быть крымским маэстро. Смотрю как в бокале тревога плавится, В пальто вдруг становится тесно и жарко, Пробую легко от него избавиться, Но держит меня, как зубами овчарка. А мысли лезут и лезут в уныние, Глубже и глубже, торопливо и нервно, И уже комната располовинена, И уже я располовинен, наверное. Слева белая половина, чёрная По правую руку, темнотища душит, Она душнила галлюцинаторная, Любого сорвёт даже с крепких катушек. То криком лезут, то невнятным шёпотом Заставляют пулемётом биться сердце, Бывало ли с вами такое? Опытом Поделитесь со мной, не то, как младенца, Погубят. Помните как у Есенина: «Друг мой, друг мой, я очень и очень болен», Я не хочу, как он или Каренина, Закончить жизнь самоубийством. Я волен Пока ещё в выборе своём. Помощи Прошу у вас, подскажите, как мне сбросить Этот хаос?! Я не хочу стать овощем! Как избавиться мне от многоголосий?! Не могу терпеть эти мысли-гадины, Сяду в угол, налью вина, выпью махом, И может быть раздавленные виноградины Помогут бороться с мыслительным страхом.

В стакане виски, перед глазами потолок, В мыслях всепоглощающая дыра, Пытаюсь инкубировать в себе монолог Уже, наверное, часа полтора. Вижу, что хочу в Питер, помню, что водолей, Чувствую, что соскучился по тебе, В заметках сотни невостребованных идей, Которые нужно толкнуть на разбег. На столе сохнет недоеденный десерт, Сахар пытается взять разгон в крови, Тысяча коллекционных ленто-кассет Придают комнате музыкальный вид. Под кроватью пылятся журналы «In Rock», Сигареты для гостей, сам не курю, Долго могу инкубировать монолог, Но хочу написать тебе в чат «люблю». Понадобилось перевернуть к верху дном Целиком дом, чтобы найти китайский смартфон, Который лежал под столом вниз животом, Спрятанный котом. Разберусь с животным потом. «Я тебя люблю» полетело с ветерком, Чтобы твой айфон запел, как в брачный сезон кит. Я глотнул виски и расширенным зрачком Две минуты разглядывал смартфон. Он молчит. Опять передо мной обои потолка, Будоражит мозг эмоциональный циклон, Любовь –это река, утопит дурака, Который очень глубоко в неё погружён. Прячу голову под хлопковый капюшон, Вспоминаю, как мы прятались под ним вдвоём, Целовались, обнимались, всё хорошо, Теперь даже сообщения с ходу не шлём. Шкаф бережёт твою майку с мятным пятном, Я берегу записку в томике Маяка, Ту, что ты мне написала красным вином На этикетке из-под крымского коньяка. Берегу фотографию, где нагишом Купались в море после июньских выходных, Я сделал этот снимок от тебя тайком, Люблю смотреть перед сном ниже твоей спины. Спокоен смартфон. Стрелы забрал купидон. За окном восходят четыре часа утра. Пишу пост в городской паблик, подпись «Анон»: «Красивый парень согреет твои вечера.»

А вчера я снова видел, кто-то падает с моста, Разбивается об воду, без волны уходит вглубь, Это повод для беседы с отражением Христа, Он единственный, кто болен, но от этого не глуп. Я до этого момента с ним беседовал не раз, Мы друг друга понимаем, мы почти с ним как друзья, Не даёт мне быть жестоким, не даёт убить, украсть, Жалко, что ко мне приходит, только если буду пьян. Холодильник, виски, кола, пять минут и я готов Слушать басни про Адама, про его жену и ад, Тридцать три – хороший возраст для рассказов про любовь, Для того, чтоб разобраться прав я или виноват. Каждый раз приходит в разном, то в пижаме, то в пальто, То в кроссовках от Версаче, то в ботинках от Диор, То приносит много слухов, то печальный и пустой, Но всегда мы с ним заводим интересный разговор. Жалко, что в наши беседы не добавить милых дам, Оказалось, что он скромный и не любит лишний шум, Он уходит на рассвете открывать небесный храм, Я бутылки из-под виски вслед за этим выношу. Я сегодня наблюдаю волны пенные с моста, Разбиваются и берег поглощает в полумглу, Это повод для беседы с отражением Христа, Он единственный, кто болен, но от этого не глуп.